Изумруды к свадьбе

Сегодня утром Женевьева пришла ко мне чуть позже обычного. Она проспала. Я уже подумала, что с ней что-то случилось. Когда она вошла, то сразу же подбежала ко мне со слезами на глазах. Мы долго обнимали друг друга, и я никак не могла ее успокоить. Дорогая Женевьева, мне так хотелось бы сказать ей, но не сейчас, о, только не сейчас...»

На этом записи обрывались, и я так и не узнала того, что хотела узнать. И все-таки кое-что мне стало ясно: самой важной была та последняя записная книжечка, которая лежала в самом низу стопки. Интересно, почему Нуну не дала мне ее?

Я снова отправилась к ней. Старушка лежала на кушетке с закрытыми глазами.

– Нуну, – спросила я, – так в чем же заключается тайна? Что все это значит? Чего так боялась Франсуаза?

Она простонала в ответ:

– У меня страшно болит голова. Вы не представляете, как я мучаюсь этими головными болями.

– Мне очень жаль. Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?

– Ничем... Ничего нельзя сделать, нужен только покой.

– Там осталась последняя книжечка, – сказала я. – Та, в которой Франсуаза писала перед смертью. Возможно, ответ в ней...

– Больше ничего нет, – солгала Нуну. – Задерните, пожалуйста, шторы. Меня очень беспокоит свет.

Я положила записную книжку на стол рядом с ее кушеткой, задернула шторы и вышла. Но мысль об оставшейся книжке не давала мне покоя. Я была уверена, что найду в ней разгадку последних дней жизни Франсуазы.

На следующее утро я сделала столь потрясающее открытие, что почти забыла о своем желании прочесть последнюю записную книжку. Я терпеливо работала, с предельной осторожностью отслаивая кусочки известки ножом из слоновой кости, применяемым для разрезания бумаги. И, когда наконец увидела рисунок, сердце мое бешено заколотилось, а руки задрожали от возбуждения... Мне стоило большого труда подавить желание немедленно продолжить работу, но я заставила себя сдержаться. Ведь если это правда и я вот-вот открою скрытую от глаз настенную живопись – а я в этом уже не сомневалась, – мои руки должны быть абсолютно твердыми и уверенными.

Я отступила на несколько шагов, а мои глаза так и остались прикованы к магическому фрагменту, который был частью фрески.

Все последующие дни я работала почти украдкой, но, по мере того как раскрывала фрагмент за фрагментом, во мне все больше крепла уверенность в том, что всеобщему взору должна предстать фреска большой ценности.

Я решила, что первым, кто должен услышать новость, будет граф. И вот утром, оставив инструменты в галерее, я отправилась в библиотеку в надежде найти там графа, но его там не оказалось. Тогда я, как уже не раз делала, позвонила в колокольчик и, когда появился слуга, попросила его доложить графу, что мне надо срочно поговорить с ним.

Мне сказали, что он только что отправился в конюшню.

– Пожалуйста, передайте ему, что мне хотелось бы немедленно его видеть. Это очень важно.

Когда я осталась одна, мне пришла в голову мысль, что я веду себя слишком импульсивно. В конце концов, он может подумать, что с подобной новостью можно было бы подождать и до более подходящего момента. Возможно, граф не разделит моего восторга.

В библиотеку вошел граф, глядя на меня с некоторой тревогой.

– Что случилось? – спросил он, и в этот момент я поняла, что граф боялся услышать дурные вести о Женевьеве.

– Невероятное открытие! Вы можете сейчас пойти со мной и посмотреть? Под слоем штукатурки – фреска, и я думаю, что ее ценность не вызывает сомнений.

– О, конечно.

– Я, очевидно, нарушила ваши планы...

– Ничуть, мадемуазель Лоусон, главное – ваше открытие.

Я пошла вперед, показывая путь в маленькую комнату около галереи. На освобожденном из-под слоя штукатурки фрагменте была изображена рука, унизанная кольцами.

– Сейчас здесь темновато, но вы же видите, что результат стоил затраченных усилий. Это портрет, и можно с уверенностью сказать, что работал мастер. Разве это не прекрасно?

Он, улыбнувшись, произнес:

– Чудесно!

Я чувствовала себя победительницей. Все мои долгие часы работы не пропали даром.

– Но это лишь фрагмент, – заметил он.

– Да, но самое главное, что это есть. Мне не терпится скорее расчистить остальную поверхность, но я должна заставлять себя работать очень медленно и скрупулезно, чтобы, не дай Бог, ничего не повредить.

– Я вам весьма признателен.

– Думаю, теперь вы не сожалеете, что решили доверить свои картины женщине.

– Я понял, что вы та женщина, которой можно доверять.

Радость открытия буквально опьяняла меня. Я чувствовала блеск его скрытых под тяжелыми веками глаз. Вот самый счастливый момент в моей жизни! – мелькнула у меня безрассудная мысль.

– Лотэр! – перед нами стояла Клод. – Что здесь, черт возьми, происходит? Вы были в конюшне, а затем внезапно исчезли!

Он повернулся к ней.

– Мне передали нечто срочное. И очень важное. Мадемуазель Лоусон сделала удивительное открытие.

– Что такое? – Клод сделала шаг вперед и теперь, стоя рядом с ним, смотрела на меня.

– Удивительнейшее открытие! – повторил он, глядя мне в глаза.

– О чем это вы?

– Смотрите, указал граф. – Она обнаружила фрагмент фрески, по-видимому очень ценной.