Но в глубине души я чувствовала, что Клод подозревает графа в некотором расположении ко мне и хотела бы убрать меня со своей дороги. Я стала думать о предложении, отказаться от которого любая честолюбивая женщина, мечтающая утвердиться и продвинуться в своей профессии, сочла бы величайшей глупостью. Это был шанс, который выпадает раз в жизни.
Когда я размышляла об этом – и о сложностях, которые мне сулило дальнейшее пребывание в замке, – меня мучили сомнения и страхи, хотя здравый смысл убеждал в обратном.
Я отправилась навестить Габриэль. Ее беременность стала уже заметной, и будущая мама выглядела очень счастливой. Мы поговорили о ребенке, и она показала мне приготовленное для него приданое.
– Появление ребенка все изменит. То, что раньше казалось таким важным, станет теперь самым обычным и даже тривиальным. Ребенок – это все. Не понимаю, почему я раньше этого так боялась? Если бы я сказала обо всем Жаку, мы могли бы что-нибудь придумать. Но я повела себя так глупо!
– А как Жак?
– Ругает меня за то, что я оказалась такой трусихой. Но мои опасения были вполне обоснованы.
Мы хотели пожениться уже давно, но знали, что Жак не сможет содержать свою мать и меня, не говоря уже о ребенке... Вот я и растерялась...
Боже, как нелепо с моей стороны было подозревать, что граф является отцом ее ребенка. Разве Габриэль выглядела бы такой счастливой, если бы это было правдой?
– А граф... – начала я. – Мне показалось странным, что вы сообщили графу то, что не осмелились сказать Жаку.
Молодая женщина безмятежно улыбнулась:
– Он сразу все понял. Я знала это. Кроме того, граф был единственный, кто мог бы помочь... И он сделал это. Мы с Жаком всегда будем ему благодарны.
Разговор с Габриэль помог мне избавиться от нерешительности, которую вселило в меня предложение Клод. Какие бы блестящие перспективы ни открывались передо мной, я не уеду из замка до тех пор, пока это не станет необходимо.
Теперь мне надо разрешить две проблемы: полностью расчистить то, что скрывалось под слоем штукатурки, и раскрыть истинный характер человека, который начинал так много – даже слишком много – значить в моей жизни.
Слова «Не забывайте меня» были такими интригующими... Все, что мне еще удалось сделать, так это открыть морду собаки, которая лежала у ног женщины, изображенной на фреске. Мне пришла в голову мысль, что эта часть фрески была выполнена в более поздние времена. Я пережила моменты страшного волнения, ибо знала, что существовала практика покрывать старую роспись слоем известки и писать заново. И я очень боялась, что в таком случае могу разрушить фреску, которая была написана поверх первого слоя, до которого я сейчас пыталась добраться.
Я могла только продолжать работать над тем, что было уже начато. И, к моему великому удовольствию, примерно через час обнаружила, что мои догадки подтвердились.
Внимательно изучив расчищенные фрагменты, я увидела, что собака оказалась спаниелем, похожим на того, что был изображен на миниатюре, подаренной мне графом на Рождество. Мне пришло в голову, что дама с изумрудами на моей первой отреставрированной картине, затем женщина, изображенная на миниатюре, и та, чей портрет написан на стене, – одно и то же лицо.
Как мне хотелось поделиться с графом своей идеей, поэтому я поспешила в библиотеку. Там оказалась Клод. При виде меня в ее глазах мелькнула надежда: видимо, она решила, что я готова принять ее предложение.
– Я ищу графа, – сказала я.
Ее лицо застыло, и на нем появилось уже знакомое выражение неприязни.
– Вы предлагаете послать за ним?
– Думаю, ему было бы интересно взглянуть...
– Когда я его увижу, то скажу, что вы посылали за ним.
Я предпочла не заметить насмешки.
– Спасибо, – ответила я и ушла работать.
Граф так и не появился.
В июне у Женевьевы был день рождения, отмеченный праздничным обедом в замке. Я на нем не присутствовала, хотя Женевьева меня пригласила. Я извинилась и нашла предлог отказаться, зная, что Клод, которая все-таки являлась хозяйкой замка, не желала моего присутствия.
Самой Женевьеве было все равно, приду я или нет, и, как мне показалось, – к моему великому огорчению – графу тоже.
Я подарила ей пару серых перчаток, которые Женевьеве очень понравились.
На следующий день, когда мы отправились на обычную прогулку верхом, я спросила, понравился ли ей день рождения.
– Не понравился, – заявила она. – Это было отвратительно. Что хорошего, если ты не можешь пригласить гостей. Мне хотелось бы устроить настоящий праздник, с тортом и чтобы в нем была корона...
– На дне рождения это не принято.
– Ну и что? Я думаю, есть свои традиции празднования дней рождения. Жан-Пьер, наверное, их знает. Надо спросить у него.
– Вы же знаете, как тетя Клод относится к вашей дружбе с Бастидами.
Ее лицо вспыхнуло от ярости.
– Я говорю вам, что сама буду выбирать себе друзей! Я уже взрослая. Они должны это понять наконец. Мне исполнилось пятнадцать!
– Не так уж много.
– Вы такая же плохая, как все остальные.