Изуродованная химера

– Моего отца застрелили в одной из многочисленных уличных разборок. Он просто пошёл в аптеку мне за лекарствами. Обычный мирный житель жестокого района, вынужденный выйти из своего дома вечером. Я тогда заболел вроде ангиной. Я помню только момент, когда моя мама открыла дверь и он упал прямо на пороге, из пакета к моим ногам покатились бутылки. Остальная картина показалась мне моим детским воображением, паркет пропитался его кровью на долгие годы, пока мы его не заменили. – он закрывает глаза и хмурится. – Он был преподавателем в университете, и его все уважали. Одна маленькая ошибка стоила ему жизни.

Я встаю со своего места, сажусь перед ним на колени, Спенсер облокачивается спиной в диван, укладывает меня на свою грудь и опирает подбородок в макушку. Снова эта звенящая тишина, повисшая, между нами.

– Мой отец был для меня самым лучшим. Он развёлся с мамой, когда я была совсем маленькой. Но никогда меня не бросал. Я помню, как он меня водил есть мороженное в "Пинки", что на углу Риверс, посыпал шоколадной стружкой и персиковым джемом. А потом, – я закусываю губы, – потом он сошёлся с женщиной сын которой напал на меня в ту ночь. У меня официально появился сводный брат старше меня почти на пять лет. Мы не дружили и не общались… Я думала, после случившегося он оставит её…Фил Нейтман, "Щип"…Был одним из тех, кто совершил со мной… – я не могу закончить предложение, голос срывается на последнем слове. – Они украли у меня отца. И мои воспоминания.

Спенсер гладит меня по плечам, обнимает поперёк груди и переплетает наши пальцы.

– Я очень часто выезжаю не только по работе. В ста километрах от нас находится клиника для инвалидов, которые не могут ухаживать за собой. У моей матери случился инсульт, когда мне было двадцать три, я не мог оказать ей должно ухода. Она умоляла меня отправить её туда. С каждым днём её состояние все хуже… – он тяжело сглатывает.

Странная у нас с ним судьба, вроде похожая, но в то же время разная. Мне жаль, что с ним все так случилось. Жизнь вообще не справедливая штука, она соткана из боли и слез. Мы рождаемся с громким криком о помощи и рыдаем, пока нас не пригреют. И всю жизнь преодолеваем какие-то препятствия, в надежде о днях, когда все встанет на свои места.

– Моя мама считает, что нужно было сделать аборт. Я её балласт, ребёнок не давший возможность раскрыться её талантливой натуре. По-моему, это мой пятый отчим и все они самые настоящие уроды. Порой я задаю себе вопрос, не приёмная ли я… – он убирает несколько прядей с моей шеи, целует в плечо. – Так странно, что ты появился тогда в университете. Кажется Сандерс вёл себя как настоящая скотина именно в этот день. – я полу оборачиваюсь, чтобы посмотреть в его глаза.

В них проскальзывает нечто необъяснимое, он мгновенно щетинится, я снова зашла за его ограждение. Рамки или препятствия, которые он выставил. Я хочу спросить у него ещё больше, но отворачиваюсь и встаю на ноги, отряхиваю невидимые следы пыли на своих штанах.

– Я не хочу, чтобы ты больше ходила в этом. – он тоже встаёт, подходит к маленькому столику, берет свой телефон и что-то ищет.

– Мне комфортно, в том, что выбрала я для себя. Ты против? – я приподнимаю подбородок, снова вызывая его на нашу тропу войны.

– Я против. Приведи себя в порядок, сегодня у нас есть планы на вечер. – он набирает чей-то номер и выходит из гостиной.

Ну все что ещё он должен был мне сказать? Наверно должна быть благодарной, что вообще поделился. Ведь мог и отпустить, то, что он меня остановил должно что-то значить. А я хотела, чтобы он меня возвратил! В глубине души, мне необходимо было подтверждение каких-либо романтических привязанностей ко мне. Чтобы меня не использовали как шлюху, по любой своей прихоти. Дали намёк на какое-то чувство или надежду, что все возможно. Останавливаюсь напротив окна, Спенсер стоит на улице и разговаривает по телефону. Его поза мне, кажется, совершенной, мужественной и невероятно сексуальной. То, как он опирается плечом об машину, одна его стопа стоит на перекрёст с другой, рука спрятана глубоко в кармане лёгких брюк. Он меня обнял, пока рассказывал о себе, я чувствовала его душу. Это было так проникновенно и правильно. Он делился со мной сокровенным, как и я с ним.

* * *