Изувер

Ну, идиот! Припугнуть ее надо, чтобы с черными не якшалась, а так… нам шлюхи самим нужны, понял?.. Мамеда кладите наверняка, с контрольным выстрелом. Как Резаного. Пушку не бросайте. Мерзлякова положите дома, ночью. Он сейчас живет один, знает, что от меня кто-то придет… я ему сказал. С «товаром». Имитируйте самоубийство. Напоите его шампанским, я дам вам бутылку с порошочком… он быстро заснет. Дальше сообразите. Но чтоб все правдоподобно было, пальчиков ваших нигде не должно быть.

— А если он дверь не откроет? — спросил Колорадский Жук.

— Я же сказал: откроет. Он знает, что со мной лучше не ссориться. На нем много чего висит, тот же Гейдар Резаный… Мент этот вот у меня где!

И Кашалот сжал перед собою на столе большой волосатый кулак.

…Вечером, в темноте, Мосол и Колорадский Жук вновь приехали к Кашалоту. Тот назвал им точный адрес на Краснознаменной, рассказал, как лучше подкараулить Мамеда. Назвал примерное время, когда он приедет с девицей на ночевку. Ждать в подъезде нужно заранее, одному караулить где-то поблизости, а другому — стрелять.

Колорадский Жук послушно кивал. Мосол помалкивал.

— Ширнешься для храбрости? — спросил его Кашалот. — А то, вижу, нос повесил. Боишься, что ли? Черного жалко? А они нас с тобой не пожалеют. Вон, в Чечне…

— Чего бояться?! — перебил Мосол. — Просто думаю. Девку бы не зацепить.

— Она, когда увидит человека в подъезде, отскочит в сторону, понял?

Кашалот сделал Мосолу инъекцию (к опию сам Кушнарев пристрастился после первой отсидки), довольно глянул на боевика, похлопал по плечу.

— Ну вот, сразу повеселел. А то сидит, как хрен моченый… Ладно, поехали, проводите меня до дома. Леху с Кисой я отпустил, они в сауну отпросились. Поехали!

Залезли втроем в «Чероки», Кашалот сел за руль, покатили по городу резво, лошадок в моторе было много. В приоткрытых окнах засвистел свежий вечерний ветер.

У поворота в свой переулок Кашалот притормозил.

— Ну все, ребята, пока. Желаю успеха. Берите тачку и дуйте на Краснознаменную. Часа полтора-два, думаю, придется вам потоптаться, а потом и Мамед пожалует…

Договорить он не успел. Мосол, давно уже передернувший затвор «Макарова», выстрелил ему в спину, через сиденье, в левую часть груди.

Выстрел получился глухим, почти неслышным.

Даже Колорадский Жук и тот не сразу все понял.

— Ты что? — охнул он, когда увидел, как Кашалот упал на руль. — Ты… зачем?

— За него нам с тобой все равно меньше дадут, чем за Мамеда, Мерзлякова и всех остальных, — спокойно сказал Мосол. — Под вышак я не стремлюсь. А Кашалот нас под «вышку» и пихает… Давай, перетянем его на заднее сиденье. Шевелись, шевелись, Жучок! Не мандражи. Дело сделано. Садись за руль.

Колорадский Жук повиновался.

Вдвоем они быстро перекинули тело Кашалота назад, прикрыли сдернутым со спинки чехлом.

Если бы кто-то сейчас и заглянул случайно в машину, не сразу бы что-то понял.

Потом Жук развернул «Чероки», и они покатили вдоль водохранилища, за город. Ехали переулками, по частному сектору, стараясь не привлекать к себе внимания.

Никто их не остановил.

Удалившись на приличное расстояние от окраины, выбрали глухое обрывистое место.

Колорадский Жук включил первую передачу, придавил педаль газа камнем и выпрыгнул из машины.

«Чероки» пошел к воде, сорвался вниз, ухнул в яму. Побулькал, попускал со дна пузыри и умолк.

Кашалот отправился вместе со своей любимой тачкой на дно рукотворного «моря». А Колорадский Жук и Мосол потопали назад, в город.

«Макаров» остался там, в машине. С семью патронами.

Глава 29 «ЖДИ МЕНЯ…»

— …Я не могу больше с ним общаться, Александр Николаевич! Я боюсь его! Поймите! Он убил троих… он и нас всех убьет. Меня, маму, Ксюшу. Я боюсь открывать ему дверь, боюсь смотреть ему в глаза. Он сразу обо всем догадается.

Марина плакала навзрыд, грязные слезы текли по ее щекам в три ручья, она то и дело вытирала лицо скомканным платочком, но краски на ресницах было много, и грязи на щеках не убывало.

Мельников сочувственно слушал молодую женщину. Она была права — от Паши ждать можно чего угодно. И если он действительно заподозрит любовницу…

— Марина, вам все равно надо будет придумать что-нибудь убедительное, сказал он. Слушающий их разговор Омельченко (он сидел за рулем) покивал головой. Жаль, конечно, терять такого агента, подумал он, но что делать? Женщина может сорваться в любой момент, проговориться, или Паша, чего доброго, вырвет у нее признание силой, что тогда? Новая смерть?

Нет, рисковать нельзя. Тем более, что и мать, и дочь Марины могут подвергнуться нападению убийцы. Волков-то понимает, что высшую меру уже заработал, суд не простит ему убийство двух милиционеров и инкассатора, ранение еще троих, один из которых, инкассатор Рудаков, до сих пор лежит в больнице с тяжелым ранением позвоночника. Пуля застряла между позвонками, нейрохирурги удалили ее, но задет нерв, человек, возможно, останется неподвижным на всю жизнь.

Конечно, этого Волков пока не знал, знал это Мельников, но кому от этого легче?

Но — жаль, жаль было терять Марину как агента Осталась ведь самая малость: узнать, где Паша прячет оружие…