Изувер

На стрельбу в квартире Веры Ивановны Кудрявцевой из УВД выезжал подполковник Сидорчук. Конечно, сначала примчалась опергруппа из Левобережного РОВД, все там засняли и промерили, извлекли из-за дивана ребенка, пытались узнать у него, что, мол, тут произошло? Но мальчик, судя по всему, был очень напуган. В луже крови лежала мать. Также в крови стонала бабушка, вокруг — посторонние люди. И потому ничего путного милиционеры от него не узнали. Да и вбежавшая в квартиру соседка, Наталья Алексеевна, пояснила операм, что ребенок этот — не совсем здоров, плохо еще говорит и потому вряд ли он чем-то может помочь милиции. Но Костик все же тыкал ручонкой в сторону своей кроватки, без конца повторял: «Бу! Бу!», показывал при этом на мать и бабушку и плакал. Понять что-либо из его рассказа было трудно, оперы решили, что в квартире побывал маньяк или грабитель, женщины ему в чем-то помешали, и он уложил обеих. А мальчик все это видел из своей кроватки и пытается рассказать… Никому из оперативников даже в голову не могло прийти, что этот перепуганный ребенок и является убийцей…

Наталья Алексеевна, соседка, в беседе с оперативниками сразу же назвала имя зятя Веры Ивановны, Павла, вспомнила их разговор, в свою очередь пересказала его старшему из оперативников, майору милиции со смешной фамилией Кубло. Кубло сейчас же послал машину с двумя своими подчиненными на квартиру Волковых, но там никого не оказалось.

Когда прибыла «скорая» и Веру Ивановну уносили, она на мгновение открыла глаза, прошептала склонившемуся к ней Кубло: «Костик стрелял… внучок мой…»

Оперативник не поверил, переспросил, но Вера Ивановна впала в забытье санитары неосторожно качнули носилки, причинили женщине новую боль.

Сообщение об убийце в корне меняло ситуацию, его не надо было искать, он сидел на полу рядом с мертвой матерью и горько плакал. Так их обоих и сфотографировал «Полароидом» спец из опергруппы. Снимок получился весьма впечатляющим.

Оставалось ответить на вопрос: как пистолет попал в руки ребенка? Почему он оказался в квартире Кудрявцевой?

Разумеется, многие оперативники знали, что группа Сидорчука из управления, а также прокуратура области ищут убийцу постовых милиционеров и инкассатора, ищут и оружие, и потому Сидорчуку сообщили о случившемся по телефону. Алексей Иванович тотчас выехал на место происшествия. Сообщили и Крайко, и уже через полчаса оба они лицезрели ужасную картину.

Фотограф опергруппы, зная, что снимки следователю прокуратуры также понадобятся, подал Эмме Александровне несколько глянцевых квадратиков, где были сняты убитая Людмила Волкова, тяжело раненная ее мать, плачущий убийца, кровь, валявшийся на полу пистолет.

Крайко взяла мальчика за руку, увела с собой в спальню.

— Костик, лапушка, скажи, где ты взял пистолетик? А? Покажи мне место.

— Бу! Бу! — твердил малыш. — Я бу-бу… Мама упала…

— А «бу-бу» ты где взял, Костик? Покажи тете.

Он повел ее к своей кроватке, показал отвертку, стал ковырять ею фанеру днища, и Крайко все поняла.

— Алексей Иванович! Валентин! — позвала она Сидорчука и вызванного из квартиры Костенкина, и те явились на ее зов.

— Вот где этот мерзавец прятал «Макаров»! — сказала Крайко. — И будь вы, сыщики, хоть семи пядей во лбу, а попробуй догадайся… Какое кощунство!..

— Ребенок, наверное, подсмотрел, — предположил Сидорчук. — А может, Волков и не прятался вовсе.

— Поехали, Алексей Иванович! — решительно поднялась со стула Эмма Александровна. — Лучшего момента не придумаешь!

* * *

Областной изолятор временного содержания — новое четырехэтажное здание, обнесенное высоким бетонным забором и колючей проволокой — располагался на конечной остановке одного из троллейбусных маршрутов. Многие горожане и не догадывались, что неприметный этот, казенного вида дом, внешне напоминающий обыкновенную контору, — надежно защищает их от всякого отребья: тут проводят первые дни схваченные на улицах, вокзалах или притонах воры, убийцы, грабители…

Койот сидел в камере-одиночке на первом этаже. Узкая, с железной дверью комната, под самым потолком — окно, забранное решеткой и квадратами толстого непрозрачного стекла. Сторона — солнечная, и в камере светло, просторно.

Его привезли сюда прямо из аэропорта. Проверили карманы, отобрали поясной ремень, шнурки, часы, брелок с ключами. Пара здоровенных милицейских сержантов втолкнула его в камеру, один из них сказал с ухмылкой:

— Отдыхай пока. Скоро следователи заявятся, начнут тебя кидать от стенки к стенке.

Второй заржал, замахнулся кулачищем: «У, мразь!» Но бить не стал, хотя расплывшийся уже под глазом Койота синяк явно провоцировал сержанта, хотелось добавить. Но он утешил себя тем, что все еще впереди — ублюдок этот, как они поняли с напарником, не спешит развязывать язык, оперативники из ФСБ, которые привезли его сюда, явно недовольны задержанным. Ну, ничего, заговорит, заговорит. И не такие тут языки развязывали…

Койот сел на койку, напряг мысль. Как вести себя? Что говорить? Почему их с Джабой взяли в аэропорту, а не на квартире? Где содержится Джаба?

Не надо ничего говорить — в этом спасение.