Изувер

— Нет, конечно. Колюсь я в другом месте, на квартире у одного пацана. Соберемся человек пять, сварим опий и… поехали! Полетели! Ладно, это я сам, Андрей Михайлович. Это я сам решу.

— Брось эту гадость, Миша! — подал голос Брянцев. — Влипнешь похуже. Или СПИД подхватишь. Тогда…

— Да я понимаю, Олег Иванович.

— Ну а раз понимаешь…

Так, за разговорами, вполне дружескими, доверительными, они доехали до автостоянки. Литовкин вышел из машины. А оперативники поехали назад, в управление.

Расставаясь, договорились, что агент позвонит через неделю…

Кличку он получил Челнок. Правда, сам Михаил Литовкин об этом не знал. И никогда, наверное, не узнает: компьютеры в управлении ФСБ весьма неразговорчивые.

Для посторонних, разумеется.

Глава 22 ПАХАНАТ ПОСТАНОВИЛ…

Рукастая снегоуборочная машина выгребла из; громадного сугроба напротив шинного завода труп какого-то человека явно «кавказской национальности». Водитель этой машины был в некотором подпитии, не сразу заметил, что захваты кинули на транспортер мерзлое тело, а когда труп оказался на уровне его дико расширившихся глаз, водила заорал дурным голосом, решив, что в механизм попал рабочий Васек, помогавший ему с лопатой в руках. Тот тоже был с глубокого похмелья (вчера наконец дали получку за ноябрь прошлого года), мог оступиться, попасть ногой на захваты, и его понесло…

Но Васек был жив-здоров, преспокойно покуривал в сторонке, опершись на лопату, — механизм и сам хорошо со всем справлялся.

Труп увидел и шофер самосвала, выглянувший из кабины — не хватит ли насыпать? — тоже заорал, и выключенный транспортер остановился.

Труп Гейдара Резаного лежал теперь на самом верху транспортера, свесив голову и руки вниз, как бы вглядываясь в холм снега, прикидывая, как поудобнее спикировать на него.

— Стой, придурок! — еще раз крикнул шофер самосвала водителю снегоуборщика. — Ты чего, ослеп, что ли… мать твою в глаз! Кого мне валишь? Я трупы не вожу. Давай назад! Васек, хватит сачковать. Гляди, чего вы мне грузите, алканы гребаные!.. Серега, включай назад!

Серега — небритый малый в зековской куцей телогрейке — клацая челюстями, дернул рычаг, труп Резаного поплыл назад, к земле, где его бережно приняли шофер самосвала и онемевший от страха Васек. За несколько лет работы в жилкомхозе он видывал всякое — на улицах города, в тех же сугробах, в канализационных люках и сточных канавах приходилось находить и дохлых кошек, и собак, птиц, и одного пацаненка, сварившегося в кипятке, доставали, упал несчастный в открытый колодец… но чтобы труп взрослого человека, в сугробе!.. Такого еще не бывало.

Коммунальщики, хлопая глазами, растерянно смотрели на обледеневшие человеческие останки со скрюченными пальцами рук, с раскрытым, забитым снегом ртом, в котором явно недоставало нескольких зубов — их, видимо, выбили при истязаниях. Да и снег на подбородке трупа был все еще красным.

— Не наш, грузин какой-то или чеченец, — предположил шофер самосвала. И кто его так? За что?

Васек стал было сгребать с лица трупа снег, но Серега, панически боявшийся покойников, а еще больше милиции, заорал на него:

— Не трогай, идиот! Следы будут, пальчики твои останутся. Доказывай потом следователям, что не ты его замочил.

— Да какие ж тут, на снегу, следы могут быть, Серега, ты что? — не очень уверенно, с заметным испугом отозвался Васек и на всякий пожарный отступил от трупа, вытер пальцы о штаны и зачем-то поглядел на них. В самом деле, останется что-нибудь, черт его знает этих следователейкриминалистов…

Работала их бригада на магистральной улице, машины по которой сновали одна за одной, и скоро возле их снегоуборочной возникло столпотворение: один любопытный остановился, другой, шофер маршрутного «Икаруса» притормозил, сам глянул, а уж про пассажиров автобуса и говорить нечего прилипли к стеклам.

— Убили!.. Убили!

— Человека задавили, гляньте!

— Ох, мама родная! Да как же это?

— Под снегоуборщик, видно, попал. Вишь, где лежит!

— Зарезало его «руками»-то, глянь! «Руки»-то эти махают!

— Да какой «зарезало», он уже давно лежит, видишь, застыл!

— Конечно, в сугробе его нашли. Застыл давно.

— Сбило машиной, и снегом присыпало…

— Охо-хо-о… Страсть Божия. Человек дешевле собаки стал. Надо же, с улицы машинами нас, смертных, сгребают…

— Бомж это замерз, никого не убивали!

— А бомж, что же, не человек? И хоронить его по-людски не надо?

— Да только нашли, схоронят еще!..

Толпа вокруг снегоуборщика разрасталась, зеваки лезли теперь повыше кто на сугроб, кто на самосвал, на колеса машин. Движение на улице было парализовано, образовалась гигантская транспортная пробка, но тут, на счастье, катили на своем бело-синем «жигуленке» бравые гаишники, которые с ходу врубились в ситуацию, и тотчас загремел над толпой и машинами металлический начальственный голос:

— Граждане, разойдитесь!.. Повторяю: всем покинуть место очистки! Водитель «Икаруса», езжайте немедленно! Еще раз повторяю…