Извек

— Едем дальше. Будем ловить киевского гостя. — Радман помедлил и сквозь зубы добавил. — Если это тот, о ком я думаю, то будет праздник, большой праздник.

Под крики десятников, он уверенно двинулся к коню, но в ушах странным эхом звучали последние слова Светозара:

— На этой земле живёт ваша смерть…

…За разорённой весью следы измельчились в сухой земле, но дорога не ветвилась, и Радман целый день вёл войско, не особо беспокоясь, что преследуемый потеряется. Когда же стёжка приблизилась к реке и на участках влажной почвы стали попадаться глубокие отпечатки, в глазах Радмана уже проблёскивало нетерпеливое торжество. Хан благодарил небо, что оно не посылало дождя. Не смущало даже то, что дорожка всё чаще терялась в полосах сочной травы. Скоро он должен найти того самого ненавистного уруса, которого десятки раз встречал в тяжёлых сновидениях. Во сне враг всегда показывался издали, как в злополучный день побега из плена. В этот же раз предстояло сбыться заветной мечте: встретить убийцу брата глаза в глаза.

При одной мысли об этом, рука хана тянулась к оружию и, твёрдые, как корень ковыля, пальцы любовно оглаживали богатую серебряную рукоять.

Нет, думал Радман. Не всё упомнили предки, перечисляя три великих радости в жизни. Есть четвёртое наслаждение, превосходящее все остальные — месть! Долгожданная, взлелеянная как ребёнок и упоительная как глоток воды после изнурительной жажды…

Сладостные мысли хана прервались. Дозорные, едущие в пределах видимости, остановились и Радман, в нетерпении, погнал коня вперёд. Осадив скакуна, требовательно глянул на следопыта. Тот молча указал вниз по склону, где у самого берега желтели обрубки сосновых стволов. Над старым кострищем рогатились два колышка с обгоревшей перекладиной. Второй жест направил взор хана на землю, где хорошо различались глубокие замины от подков. Радман погладил голову орла, венчающую рукоять клинка и направил коня к берегу. Прощупав глазами каждую пядь земли вокруг кострища, выпрямился.

— Теперь уже скоро! Догнать догоним. Не спугнуть бы, не упустить.

Дозорные, повинуясь взгляду хана, поскакали дальше. Войско двинулось следом, обтекая заросший соснами склон.

Светлый лик солнца висел в небе ещё некоторое время, но скоро, будто обиженный зрелищем степняцкой своры, набросил на себя паволоку облаков и не показывался до самого вечера. Лишь на закате ненадолго высунулся, чтобы окрасить небо пурпуром и грустно утонуть в волнах дальнего леса. Свет стремительно покидал вечернее небо, заставляя кочевников остановиться. Наскоро пожевав сушёной конины, воины улеглись без привычных вечерних разговоров. Каждый знал, что хан выступит в утренних сумерках, едва можно будет отличить кусты от травы. Лишь дозорные, напрягая зрение и слух, двинулись в ночную темень.

Радман долго лежал, глядя в догорающий костёр. Рисуя себе ярчайшие картины расправы, не заметил как веки смежились. Сон обрезал звуки и образы реального мира…

…на далёком берегу, за рухнувшим мостом снова возник всадник, восседающий на обрывке мрака. На фоне блистающего доспеха, снова стриганули крупные черные уши, и всадник, будто бы прощаясь, поднял руку в насмешливом приветствии.

Радман услышал, как скрипнули собственные зубы. Показалось, что разделяющая их река вдруг исчезла и насмешник, пославший роковую стрелу, стоит возле своего чёрного жеребца. Вот рука с мечом пошла вверх и клинок блеснул в вызове на поединок. Из горла хана вырвался клекочущий звук. Радман дёрнулся за оружием и… открыл глаза. Край неба чуть позеленел, обозначив границу земли и воздуха. У костров зябко ёжились разбуженные дозором воины, а рядом один из телохранителей дожидался его пробуждения.

ГЛАВА 7

В жизни, всё намного проще, чем мы думаем и…

гораздо сложнее, чем это может показаться на первый взгляд…

Витим-зареченец

Вечер застал Сотника у нагромождения скал. Три вершины будто собрались обмолвиться словом, да так и застыли посреди расстилающейся во все стороны мёртвой пустоши. Оставаться на равнине на ночь — и себя не любить, и коня потерять: кто знает, какие тут хищники по ночам шастают. Извек со вздохом поглядел на бугристый окоём и направил коня к среднему исполину. Сумрачные глыбы медленно вырастая уходили вершинами к облакам. Средняя, самая большая, выделялась тёмными подпалинами, будто слагающий её камень обгорел в давнишнем пожаре. Ворон прядал ушами, храпел, жалобно постанывал. Сотник наклонился, потрепал жёсткую гриву.

— Полно, травоед, не ворчи, скоро отдохнём.

Конь скосил на хозяина карий глаз, стриганул левым ухом и помотал головой. В проходе между скал замедлил шаг, почти остановился. Впереди, маячила одинокая фигура. Извек двинул плечами, удивляясь, что не заметил фигуру издали, поправил меч и послал коня чуть наискосок.