— Да не искал я ничего… Она сама нашлась. Просто в наших краях нечисть жуткая завелась…
— Вот такая? — перебил Огнев, кивнув сторону дома.
— Не—е, другая! — отмахнулся Алтын, не уловив шутку. — Заполонила все Гиблые Проплешины, загубила село, в котором горючую землю добывали. Теперь шастают туда—сюда стадами, губят всё, что увидят, ни пройти, ни проехать. Там мы с Извеком её и встретили. Сирота. Дед её на наших руках умер. Одна она из тех мест и спаслась. И Шайтан тоже оттуда. Правда, он то и есть та нечисть. Вернее конь этой нечисти. Отбился от своих, а мы после боя подобрали.
Алтын вздохнул и сочувственно закончил:
— Тоже видать сирота…
Огнев обалдело крякнул, с улыбкой вспоминая рогатую сиротку, покрупнее многих коней. Молча стянув одежду, толкнул дверь предбанника и взялся за кадушку с душистыми вениками. Скоро, растянувшись на полатях, Микишка уже по порядку припоминал все приключения.
К тому времени, как распаренные мужчины выбрались на воздух, Дарька уже помогала Калине с ужином. Слово за слово поведала, как встретилась с Алтыном и его спутником, как чудом уцелели по дороге и как Алтына позвали в Киев. Умолчала лишь про намерение Извека и Микишки найти ей хорошего жениха. Калина жмурилась, приговаривая:
— Эк же вас угораздило, гоже что хоть целы остались.
Когда еда уже парила на столе, в дверях показались разрумяненные лица. Микишка вновь вылупился на Дарьку, а Огнев втянул носом заманчивые ароматы и подтолкнул Алтына коленом.
— Проходи за стол, чё поперёк двери упёрся?
Дарька будто не заметила замешательства, а Калина переглянулась с мужем и еле заметно улыбнулась.
Уселись. Ели с аппетитом, не спеша. Огнев между делом поведал о новостях в городище, выслушал о намерениях Микишки ехать в Киев. Поглядывал на жену, но мнения не выказывал. Надо, де, покумекать, пораскинуть чем способно, а там уж и говорить.
К концу ужина Дарька с Микишкой осоловели и едва раздирали глаза. Переглянувшись с мужем, Калина повела гостью спать. Микишка крепился изо всех сил, но подчиняясь вескому слову Огнева, всё же сдался и, прихватив шкуру огромного, добытого Огневом, сохатого, побрёл на сеновал. Бросив подстил сразу за входом, поправил ногой завернувшийся край и тут же повалился на приготовленную лежанку. Заснул прямо в воздухе, раньше чем коснулся плотной шерсти.
Прожив седьмицу, Дарька обвыклась с хозяйством. Везде всё поспевала, во всём выказывала умение и сноровку. Калина с мужем не переставали удивляться и радоваться гостье. Перестала ли нестись птица, захворала ли скотина — девчонка, будто понимая язык живности, без труда называла причины беды и, либо помогала сама, либо советовала что надо сделать. Занедужит ли кто из соседей — Дарька тут как тут: и боль заговорит, и жар снимет. Случалась ли у местной ребятни рана—ссадина, вмиг останавливала кровь, промывала болячку и, намяв хитрых трав, ловко приматывала чистой тряпицей — зарастало как на собаке. По всему выходило, что дед её был не самой слабой верьви.[60]
Видя, что Дарька всем пришлась по душе, Микишка ходил довольный как медведь в корыте мёда. Всё с устройством спутницы решилось само собой и об отъезде в Киев думалось с лёгким сердцем. Огнев же, замечая как Алтын всё чаще задерживает взгляд на хорошенькой гостье, начал подначивать его остаться.
— А чего нам, почти красивым, — посмеивался он. — Столбись здесь! Девку тебе боги удружили справную. Ты тоже, жених хоть куда, ежели в баньке пропарить, причесать, да со двора не пущать. Так что неча лосем гонным носиться, становись у нас.
Алтын слушал, пожимал плечами, но чувствовал, что Огнев шуткует не просто так. У мужа сестры глаз намётанный. Да и они с Дарькой всё больше робели друг при друге, а это признак верный: прицепила озорница Лада[61] к молодым жилку—ниточку. И тянет, и сушит та незримая ниточка их обоих.
Может и остался бы с радостью, от добра добра не ищут, но свербили Алтына мысли о Киеве. Пора было трогаться в путь, тем паче, что начинал чувствовать, как ещё немного и вряд ли сможет уехать от внучки волхва. Решилась же кручинка проще, чем думалось. Однажды утром Микишка проснулся в решительном состоянии духа. Едва продрав глаза, бросился на конюшню. Торопливо взгромоздил на Шайтана седло и, сдёрнув со стены суму, принялся собирать вещи. Прихватив нож, отыскал кресало и кремень, а когда двинулся в сарай, в поисках фляги, увидел на дворе позёвывающего Огнева. Остановился, в ожидании сетований или привычных прибауток, но муж сестры только утвердительно качнул головой.
— Ну и добро! Баба может ждать, а мужик должон решать. Только, чего ж в второпях—то? Хозяйки, чай, сами в дорогу соберут. Ты же не суетись, пойдём, покусаем что—нибудь на завтрак, посидим на дорожку.