Говоря об этих годах учебы, все — судья, обвинение и защита — выражали изумление, и он его полностью разделял. «Я бы сам не поверил, — сказал он, — что такое возможно». Он мог, конечно, надеяться на бюрократическую систему и успокаивать себя мыслью, что он — лишь номер в ведомостях, но не ожидал, что ему удастся двенадцать лет подряд зачисляться на второй курс медицинского факультета. Заподозрить неладное в любом случае должны были гораздо раньше — те, для кого он был не абстрактным номером, а другом Жан-Клодом, женихом Жан-Клодом. Однако ничего подобного не произошло. Он ходил на лекции, занимался в университетской библиотеке. У него дома на столе лежали те же учебники и ксерокопии, что и у всех, и он по-прежнему давал свои конспекты менее сознательным студентам. В учебу понарошку он вкладывал ровно столько же усердия и сил, сколько потребовалось бы для учебы по-настоящему. Когда он снова сошелся с Флоранс, у них вошло в привычку заниматься вместе и экзаменовать друг друга, хотя они учились теперь на разных факультетах: Флоранс провалила экзамен второго курса — тот самый, который он будто бы сдал, — и, по примеру двух своих соседок по квартире и их приятеля Жака Коттена, перешла на фармацевтику. Она расстроилась немного, но не делала из этого трагедии: лучше быть хорошим провизором, чем плохим врачом. Зато Жан-Клод — тот станет отличным врачом, а может, добьется и большего. Честолюбия и трудоспособности ему не занимать, все друзья считали, что он далеко пойдет. Она гоняла его по вопросам конкурсного экзамена в интернатуру, а он ее — по фармацевтике. В целом он прошел полный курс медицинского факультета, только не сдавал экзаменов и не проходил практику в больницах. На сессиях он иногда мелькал в холле перед началом экзамена и после окончания: народу много, у всех стресс, вряд ли кто вспомнит, что его не было в аудитории. С практикой дела обстояли сложнее, там все были наперечет, каждого персонально контролировал руководитель, просочиться «зайцем» не представлялось возможным, но, поскольку студенты распределялись по разным больницам Лиона и окрестностей, он всегда мог сказать, что проходил практику там, где не был его собеседник. Только представьте, как обыграл бы это самый бездарный комедиограф, как заставил бы лгуна выкручиваться перед двумя друзьями, которым он рассказывал разные басни. Однако ни он, ни кто-либо из его сокурсников не припоминают подобной сцены, и приходится допустить, что такого не случалось ни разу.
Друзья один за другим играли свадьбы. Жан-Клода и Флоранс часто звали в свидетели. Никто не сомневался, что скоро их черед. Очень способствовали этому родители Флоранс, души не чаявшие в будущем зяте. В их доме в Анси и отпраздновали свадьбу, на которую было приглашено сто пятьдесят человек гостей. Год спустя Флоранс защитила с отличием диплом по фармацевтике, а Жан-Клод прошел по конкурсу в парижскую интернатуру. Поработав младшим научным сотрудником в Национальном институте медицины и здравоохранения в Лионе, он был переведен в лабораторию ВОЗ, в Женеву, на должность ведущего научного сотрудника, и молодая семья перебралась из Лиона в Ферне-Вольтер. К тому времени у Люка Ладмираля уже был там свой кабинет, доставшийся ему от отца, а у Жака Коттена — аптека, где Флоранс могла работать на полставки. Ферне находился всего в часе езды от Анси, с одной стороны, и от Клерво, с другой. Красоты природы, горный воздух; в двух шагах — Женева и международный аэропорт; открытое, космополитичное общество. Наконец, это было идеальное место для детей.
Друзья начали ими обзаводиться. Жан-Клода и Флоранс часто звали в крестные, и никто не сомневался, что скоро их черед. Жан-Клод обожал свою крестницу Софи, дочурку Люка и Сесиль, которые уже ожидали второго. 14 мая 1985-го родилась Каролина, 2 февраля 1987-го — Антуан. Оба раза отец привозил чудесные подарки от своих начальников в ВОЗ и Институте здравоохранения; они и в дальнейшем не забывали о днях рождения малышей. Флоранс, лично с ними не знакомая, благодарила их в письмах, которые муж никогда не отказывался передать.
~~~
Семейные альбомы Романов большей частью сгорели при пожаре, но кое-какие снимки уцелели — они похожи на фотографии моей семьи. Как и я, как Люк, как все молодые отцы, Жан-Клод купил фотоаппарат, когда родилась Каролина, и с упоением фотографировал дочурку, а потом и сынишку — кормления, игры в парке, первые шаги, улыбку склоняющейся к детям Флоранс, а она, в свою очередь, снимала его — как он с гордостью держит их на руках, подбрасывает к потолку, купает в ванночке. Выражение щенячьего восторга у него на лице, отчетливо видное на этих снимках, должно быть, умиляло жену и убеждало ее в том, что она все-таки сделала правильный выбор: кого же любить, как не человека, который так любит ее и их детей.
Их детей.