Изверги

Нет, труп был на месте, и ничего этакого с ним вроде не произошло. Правда, Мечнику показалось, что тело слишком хорошо сохранилось. Как-никак шесть дней миновало… Впрочем, лежало оно в не успевшей прогреться земле; да еще следовало принять во вниманье благотворное действие еловой живицы и меда (комки промедвяненного мочала были заткнуты в раны упокойника).

И в том, что мертвое лицо вроде бы оказалось острей да костлявей, чем помнилось Мечнику, тоже нет ничего странного. Странно было бы, вздумай упокойник за время лежания в яме раздобреть. Да Кудеслав и не настолько хорошо запомнил его черты, чтоб сравнивать прежнее впечатление с нынешним.

Вот только ноги… Копая яму, родовичи поленились, и вышла она коротковатой – мертвый полоняник упирался в стенки макушкой и чуть согнутыми ногами. А теперь… Усох, что ли?

Между тем Яромир вновь забрал лучину из Мечниковой руки и, склонившись над ямой, высветил лицо мертвого. И спросил:

– Ты случаем не знавал ли Шестака, Чернобаева сына?

Кудеслав медленно покачал головой.

– Ну так вот, можешь поглядеть на него, – старейшина вздохнул и выпрямился. – Он это.

– И кто же его признал? – морщась от неприятного запаха, Мечник рассматривал обнаженное, чуть тронутое гниением тело.

– Многие. Я сюда почитай всех приводил, кому случалось с Чернобаевыми видеться. Все признали.

Мечник уселся на корточки над самым краем ямины; снизу вверх глянул в Яромирово лицо;

– А первым, прежде других-то – кто?

– Кудлай, – неохотно выговорил старейшина, отворачиваясь. – За то я его и простил. Помнишь, он давеча про услугу вякал? Вот об этом узнавании, стало быть.

– Так… – Кудеслав снова глянул на упокойника и вдруг соскочил вниз, к нему.

Вцепившись в гадко холодное, неухватистое плечо (боги, ну почему мертвых шевелить куда тяжелей, чем даже живых, которые упираются?!), Мечник перевернул бездвижное тело на бок.

Перевернул и сказал, морщась от окрепшего смрада:

– Слышь, Яромир, лезь сюда со своей лучиной да погляди-ка. Ох же и интересное тут!

Под правой лопаткой мертвого Чернобаева сына обнаружилась еще одна рана, которой не было и быть не могло у полоняника, схваченного на мысе-когте и застреленного своими же во время бегства Кудеславовых родовичей к лесу заречного берега.

– Это от стрелы, – трудно дыша, сказал Кудеслав. – Тяжкая стрела с железным притупленным наконечником – потому и насквозь не прошла, хоть били, похоже, сблизи. Да, не насквозь… – он поперхнулся, закашлялся (все-таки дух в яме стоял отвратный). – Не насквозь, но почти… С той… Да что же это за дрянь такая в горле уселась! Першит и першит… С той, говорю, стороны (спереди, значит) у него пятно вроде кровоподтека. Сразу, поди, не видать было, а как полежал – выступило, обозначило себя. Так что точно тебе говорю: били его шагов с десяти и нарочно чтобы не насквозь.

Забравшись в яму, старейшина растерянно взглядывал то на дыру в мертвой спине, то нa Мечника.

– А может… – начал было Яромир, но тут же подавился недоговоренным и запустил пальцы свободной от лучины руки в свою бороду – задумался.

– Что "может"? – раздраженно спросил Кудеслав. – Мы с Лисовином, дурни безглазые, не приметили, что за нами вплотную лучник гнался? Говорю же: и с такой близи некому было в него стрелять, и стрела не такая, как те, которыми Велимира да всамделишного полоняника… Больше скажу – этого Шестака Чернобаева нарочно так уходили, чтоб обеспамятовал сразу, а помер чуть погодя. И в те места, в которые настоящего ранило, этого били беспамятного, но еще живого. Зачем? А затем, что раны по мертвому через пару дней делаются вовсе другими, чем те, которые по живому.

Мечник вздохнул и полез из ямы.

– Здорово Кудлайка тебя обвел. А, старейшина? Небось, покуда мы тут с мокшей хороводились (и ведь снова-таки по его же воле затеялись эти смертные хороводы!), он Шестака порешил, а там и подмена…

– Когда ж это он? – Яромир оставил в покое бороду и принялся скрести ногтями затылок.

Кудеслав дернул плечом:

– Мало что ль тут было возни с упокойниками? Этого вот, Чернобаева, притащили, будто кого из наших; а того, что здесь лежал – настоящего – небось, сволокли к убиенным мокшанам. Мужики, которым ты велел счесть мордовских мертвецов, поди и глазом не кинули, что давний затесался – наверняка лишь порадовались, что одним больше.

Лучина мигнула раз-другой и погасла. Почти невидимый в захлестнувшей покойницкую ямину черноте Яромир шумно заворочался – видать, тоже собрался вылазить.

– Для чего же ему могло понадобиться с этакими трудами наводить заподозренье на Чернобая? – осведомился он, сопя. – Ведь и так…

– Чего "и так"?! – Мечник до того забылся, что позволил себе перебить старейшину, словно тот ему ровня. Правда, Яромир тем вечером и сам вёл себя так, будто бы они с Кудеславом почти на равной ноге.

А Кудеслав продолжал: