– Какой тут вопрос, ежели я все это доподлинно ведаю?! Ден с десять или чуть менее Кудлай да дружок его Путя-шелапутя… Они, вишь, приметили, что птичьи стаи над этим мыском низехонько тянут, а для роздыху да ночевки не садятся, потому – некуда. Он же весь зарос, как кабан щетиной. И ниже по течению камышовые островки тянутся невесть на сколько, и стоячая заводь, что меж мыском этим да плоским берегом, тоже вся под камышом – глянь вон, сколько пеньков горелых над водою торчит… Ну и сам мыс, конечно… Да ты, небось, помнишь; хаживал же мимо и берегом, и рекой…
– То-то и оно, что помню, – начал было Кудеслав, и вновь Лисовин его перебил:
– Вот эти два мудреца-то наши и вообразили себе: ежели, значит, камыш повыжечь, пролетные на этот мысок непременно сядут. И нечего будет охотникам ноги бить, добираясь к чащобным озеркам да болотцам. Приплыл, засел, набил, сколь мог, да лодкой же и увез – добычливо да бесхлопотно. А только когда что новое затеваешь, непременно следует поразмыслить: отчего же прежде тебя никто до этакой простоты не додумался?
– А что, не вышла у них затея? – невесело спросил Кудеслав.
– Знамо дело, не вышла. Птица-то не дурнее их и тоже свою память имеет. К югу летела – не было мыска, одно лишь пятно камышиное по реке растопырилось; обратный путь по тем самым местам – на тебе, мысок удобнехонький. Пожалуйте, мол, гуси-лебеди, ночевать… Дудки. Уж птица-то дальнолетная хорошо знает: новое не к добру. У нее от века одни и те же места определены для ночевки, она их менять не согласная. Но молодежь ведь без понимания. Молодые ведь думают, будто они самые первые с умом родились…
Мечник вдруг вскинул голову, прищурился:
– Как-то уж больно к месту твой рассказ. Это я, что ль, получаюсь глупей перелетной птицы? И я же стариков безразумными почитаю – так?
– Ну, такого-то я не сказал… – Велимир ухмыльнулся и добавил:
– Покуда.
Кудеслав тоже улыбнулся, но по-другому – устало.
– Хорошо, – сказал он. – Мудрый да пожилой человек (ты, то есть) говорил – я слушал. Теперь твой черед выслушать. Мысок этот мне никак нельзя было не оглядеть – кабы я, к примеру, задумал учинить досаду проплывающим по реке, так лучшего места бы не сыскал. Еще и домовой меня давеча пощекотал за язык подарить Волку мыслишку про падучее дерево…
– Это когда в общинной избе? – удивленно приподнял брови Лисовин. – Так ты ж тогда про сосну горящую… А тут одни дубы… Дуб единым духом ни за что не займется, хоть ты его весь дегтем облей.
Мечник досадливо сморщился.
– Вот уж это ты верно сказал – тут лишь дубы. Только Волк, к несчастию нашему, отнюдь не дуб. Прикинь: дождаться, пока головной челн дойдет до средины протоки, да перед носом у него обрушить дерево. И за кормою последнего – тоже. И куда бы нам деться? Не только товар – мы все здесь пропали бы. На обрыв не всюду вскарабкаешься, да и ждали бы там; другой берег ровный, голый; пока до опушки добежишь, стрелами переколют… еще и камыш отчего-то выжжен. Так надо было мне самому все обнюхать прежде, чем остальных допускать в протоку? Молчишь? Тогда такое скажи: помнишь, Волк обмолвился про нашу свару с мордвой? Ах, помнишь… А помнишь, как он, уходя, сказал Яромиру: будет, мол, во мне какая надобность – только позови? Так вот: боюсь я, он решил мокшу на нас натравить – чтоб мы его о подмоге попросили и через то приняли бы над собой руку его родителя.
Велимир растерянно хлопал глазами:
– Да как же он мордву сможет натравить? Думаешь, сговор у них?
– Какой там сговор! Вот, к примеру, убей нынче кого из наших стрела мокшанской работы – ты б, небось, десятка два мокшан положил, и только потом вспомнил, что мордовские стрелы не только из мордовских же луков вылетать могут. А всего скорее и не задумался бы ты вовсе. И не только ты. Думаешь, мордва при случае иначе себя поведет?
Велимир шибко чесал затылок:
– Ну, пускай даже так… Волку-то какая с того корысть? Однажды мы уже с мордвой совладали безо всякой подмоги, сами. С чего ж бы это теперь?..
Кудеслав вновь уставился на речные волны.
– Скажи, я часто хвастаю? – спросил он неожиданно.
– Да вроде нет…
– А цену себе я правильно понимаю?
– Да вроде да…
– Так вот, слушай: кабы не я, кабы старики мне в запрошлом году волю не дали (надо сказать, что поздновато они спохватились, но уж и на том благодарствую), мокша бы нас с костями да со шкурой сжевала. Община только и взяла, что моим уменьем да опытом. А так… Мокшан и числом поболее нашего, и живут они кучно. А у нас пока град слободским о помощи докричится, уж и нужда в той помощи пропадет с градом вместе.
– Но ведь ты… – Велимир оставил в покое затылок и принялся теребить бороду. – Но ведь ты-то у нас по-прежнему есть…
Мечник нехорошо осклабился: