Известие о похищении

Доктор с уважением посмотрел на Маруху и неожиданно предложил: «А почему бы вам самой не написать патрону?» Видя удивление собеседницы, он тут же добавил: «Серьезно, напишите ему. Это может помочь».

Сказано — сделано. Доктор тут же принес бумагу и ручку и в ожидании не спеша расхаживал из угла в угол. Маруха писала, усевшись на кровати и положив лист бумаги на доску. За это время она успела выкурить полпачки сигарет. Сдержанно поблагодарив Эскобара за обещанную безопасность, Маруха подчеркнула, что по отношению к нему и непосредственным организаторам похищения не испытывает ни малейшего чувства мести и благодарит всех за достойное с ней обращение. Затем она выразила надежду, что Эскобар сумеет воспользоваться правительственными указами ради своего собственного будущего и будущего своих детей в этой стране. В конце, следуя подсказанной мужем формулировке, она выразила готовность идти на любые жертвы ради мира в Колумбии.

Доктор ожидал каких-то более конкретных слов об условиях сдачи, но Маруха убедила его, что нет смысла углубляться в детали: это и неуместно, и может быть неверно истолковано. И оказалась права: Пабло Эскобар передал ее письмо средствам массовой информации, подогревая их интерес к обсуждению политики подчинения.

Вместе с первым письмом Маруха написала еще одно, адресованное Вильямисару, которое сильно отличалось от всего, что она сочинила в порыве прежнего раздражения. В результате Альберто после нескольких недель молчания вновь появился на экране телевизора. После этого Маруха долго не могла заснуть. Пришлось принять снотворное. Ей приснилось, будто Эскобар, выходя из вертолета, прячется за ее спиной от града пуль, словно в каком-то футуристическом киновестерне.

Уезжая, Доктор велел своим людям в доме относиться к Марухе с должным уважением. Майордомо и Дамарис так обрадовались новому приказу, что порой перегибали палку, стараясь угодить пленнице.

Кроме того, Доктор решил сменить охрану. Маруха уговаривала не делать этого. Симпатичные ребята, дежурившие в апреле, обеспечили ей покой после мартовских бесчинств и всегда относились к ней дружелюбно. Маруха уже завоевала их доверие. Они обсуждали с ней то, что слышали от майордомо и его жены, держали ее в курсе всех внутренних противоречий, раньше составлявших местную государственную тайну. Обещали даже — и Маруха им верила,— что посмей кто-то затеять что-нибудь против нее, они первыми станут на защиту. В знак симпатии к пленнице ребята воровали на кухне лакомства и подарили ей банку оливкового масла, которое отбивало неприятный запах чечевицы.

Единственной проблемой была их крайняя религиозность, которой Маруха не могла разделить из-за врожденного скептицизма и безразличия к вопросам веры. Не раз она рисковала нарушить гармонию в комнате. «Объясните-ка мне,— приставала она к охранникам,— разве не грех убивать за то, за что убиваете вы?» И продолжала донимать их: «Столько вечерних молитв, столько свечек, столько разговоров о Младенце Иисусе, но попытайся я бежать, вы застрелите меня, даже не вспомнив о нем». Разгорался спор, кто-то из охранников испуганно кричал:

— Да вы безбожница!

«Да, а что?» — кричала в ответ Маруха. От такого ответа юноши приходили в ужас и замолкали. Поняв в конце концов, что излишний радикализм может ей дорого обойтись, Маруха придумала целую космическую теорию мироздания, позволившую в дальнейшем продолжать дискуссии без инцидентов. Таким образом, замена нынешних охранников другими, неизвестными была для нее нежелательной. Однако Доктор считал иначе:

— Это позволит вам избежать проблем с оружием.