Утром 27 августа 1855 года в городе стояла непривычная тишина. Вражеские осадные орудия молчали. Эвакуация началась в семь часов вечера. У наведённой переправы было тесно. Здесь сходились отступающие части, собралось множество фур и телег, стояла артиллерия. Но, несмотря на тесноту, порядок был полный. По качающимся на волнах понтонам шли бойцы в окровавленной, изорванной и грязной одежде. Их лица были в пороховой копоти. На носилках несли раненых товарищей. Прошедшие трудности многодневной осады, видевшие кровь и смерть, крепкие мужчины не скрывали слёз. Многие ещё надеялись, что всё это какая-то военная хитрость и вскоре последует приказ о контратаке. Некоторых моряков уводили едва ли не силой. Вместе с войсками город покидали и его жители.
Движение по мосту продолжалось более шести часов. Он был настолько загружен, что порой уходил в воду. За порядком следил специально сформированный отряд матросов. Они страховали проходящих, контролировали и регулировали движение. А когда сильное течение порвало понтоны и на короткое время движение прервалось, моряки быстро устранили опасность, подведя новые плоты и соединив переправу.
Кроме моста переправлялись и на лодках. В эвакуации также были задействованы оставшиеся пароходо-фрегаты. Каждый за один рейс перевозил по 1200–1300 человек. На пароходах удалось перевезти и некоторое число артиллерийских орудий. Остальные затопили у моста, который не мог выдержать их тяжести.
Одним из этих пароходо-фрегатов был легендарный «Владимир». В первом в мировой истории сражении паровых судов он одержал победу над турецким пароходом «Перваз-Бахри». В дальнейшем огонь орудий фрегата помогал сдерживать наступающие войска неприятеля на подступах к городу. Капитан судна Г. И. Бутаков усовершенствовал орудийные станки, тем самым увеличив дальность стрельбы корабельных орудий. Также впервые на нашем флоте офицер стал использовать корректировку огня с берега, что позволило вести огонь по невидимым целям – вражеским батареям, расположенным на закрытых склонах высот. После завершения эвакуации все пароходо-фрега-ты были затоплены.
Вскоре послышался грохот взрывов. Специальные команды взрывали бастионы, береговые батареи, пороховые погреба, административные здания. Все оставшиеся на позициях орудия были испорчены. На дно пошли и оставшиеся корабли Черноморского флота.
Севастополь загорелся. Сильный ветер быстро разнёс огонь. Пожары никто не тушил. Они начали стихать только через два дня, когда пошёл сильный дождь. Сгорела и Морская библиотека, где погибло свыше 12 тысяч книг и большое количество морских карт. Как вспоминали потом очевидцы, пламя горевшего города было столь ярким, что вечерами можно было читать.
Отход прикрывали несколько пехотных полков, но эвакуации противник не мешал. Даже когда русское отступление стало уже очевидным, французский командующий Пелисье не бросил в бой ни одного солдата. Последний штурм настолько ослабил его войска, что они могли только обороняться. Чтобы организовать преследование, у противника просто не было сил.
Последним из высшего командования Севастополь покинул один из героев его обороны генерал А. П. Хрущов. По его приказу мост был разведён и уничтожен. Русские войска заняли линию обороны на северной стороне. Враг в покинутый город не входил ещё три дня, боясь, что тот заминирован. Князь Горчаков доложил императору, что неприятелю вместо Севастополя оставлены одни пылающие развалины.
Руины русской Трои
«Французская кровь лилась слишком обильными потоками, чтобы мы могли в полной мере наслаждаться триумфом», – сказал после взятия Севастополя один из лучших генералов французской армии Пьер Боскё. Да и не ощущали союзники подлинного вкуса победы.
Вид опустошённого города поражал всех, кто в него вступал. Всё вокруг носило следы самого жестокого обстрела. «Мы даже представить себе не могли, какой эффект произведёт наша артиллерия. Город буквально разнесён вдребезги. Нет ни одного дома, куда бы не угодил снаряд. Здесь не осталось ни одной целой крыши, почти все стены тоже разрушены. Севастопольский гарнизон, судя по всему, нёс огромные потери, поскольку все наши залпы находили цель. Это свидетельствует о неоспоримой силе духа и стойкости русских, которые держались столь долго и сдались лишь после того, как взятие Малахова кургана лишило их последних шансов», – писал глава французской интендантской службы барон де Бондюран военному министру в Париж.