Пирс горной деревни… Бирюзовый поток спокойно протекал под каменным арочным мостом. С обеих сторон возвышались горы. Вода была чистой и прозрачной. Мы запрыгнули на плот. Лодочник слегка взмахнул длинным бамбуковым шестом, и мы неспешно поплыли по зеркальной глади. Река оказалась совсем не широкая, в среднем три-пять метров. Прекрасно виднелись надписи на скалах и пышная растительность по обоим берегам. Здесь вовсе не было глубоко: шест доставал до дна. В прозрачной воде ясно просматривались водоросли и даже мелкие камни внизу. Длина реки – четырнадцать километров, высота падения – пятнадцать метров, течение спокойное. Ничто не мешает взять плот и поплыть самостоятельно. Вот только поворотов очень много, река достаточно извилистая – в этом и состоит ее прелесть. Там, где русло сужается, объем порядочно увеличивается. Кажется, что спереди и сзади речку окружают горы, а вершины по ее берегам спешат показать свои прелести.
Я в приподнятом настроении полулежал на бамбуковом стуле и любовался картиной природы. Вода плескалась о плот. Я вполуха слушал бормотание лодочника. Все волновало меня – камни, вершины, император, богиня, «священная черепаха, выходящая на берег», «богиня Гуаньинь с ребенком» на склоне. Пейзаж кажется такой молчаливой вещью… Многим нелегко переносить тишину и непременно хочется услышать какие-нибудь истории об этих местах. Я же спокойно изучал речной пейзаж, словно свиток монохромной живописи.
Горы на обоих берегах обладают природной красотой. Когда они не покрыты зеленой шалью и абсолютно обнажены, видно, что красная горная порода в процессе многолетнего окисления покрылась слоем черного оксида железа. Вода оставила здесь много белых следов. В прошлом увлажненная поверхность вздымалась, и на ней появились «морщины», которые смотрелись естественно и очаровательно. Сидя или стоя, можно представить тихо лежащего могучего льва, взлетающего сокола, невинного озорника или простодушного старика-крестьянина. Здесь нет ни капли мирского влияния. Большая часть гор покрыта густым лесом и высоким бамбуком. Вьющиеся плющи покрывают камни, вновь и вновь показывая красоту этих мест.
Плот слегка повернул. Река постепенно сужалась, горы все ближе подступали к воде. Пышно цвела зелень; на вершине рядами колосились ветви бамбука – словно армия перед небесными вратами. На горизонте было облачно. Хвойный лес плотным ковром спускался с середины склона. Ветви елей изредка дотягивались до воды, будто Тайгун Ван Люйшан[45]
беззвучно закидывал удочку. Из густой травы вдруг выглянули ветви японского банана. Среди широких листьев мелькали яркие цветы, похожие на красавиц, которые поселились в уединении в просторной долине. На реке не было волн, в горах ни звука – только зеленый туман, легко стекающий по берегам. На водной глади подрагивало отражение бесконечных гор. В прошлом они вдохновляли рыбаков, и те пели, размеренно двигая бамбуковыми шестами на легком ветру. Облик гор с тех пор, конечно, сильно изменился. Наши зрение и слух не так идеальны, как у Чжу Цзыцина[46]: в стихотворении «Лунный свет в Лотосовом пруду» он описал, как услышал «знаменитое произведение на скрипке». В этот момент я тоже доверился ощущениям, которые дарила мне горная мелодия.Вид на горы Уишань