«Было время, когда я приносил Вашему Величеству gemitum columbae[36]
других. Сейчас я сам устремляюсь к Вашему Величеству на голубиных крыльях, которые, как мне казалось всю эту неделю, унесут меня еще выше. Я никогда ни у кого ничего не вымогал. Никогда не проявлял ни в речи, ни в поведении своем высокомерия по отношению к людям, равно как нетерпимости и злобы. Неспособность к злобе я унаследовал от моего отца, я родился с любовью к своей стране…В палате общин я заложил фундамент своего доброго имени, теперь она его похоронит… Верхняя палата все эти годы вплоть до печальных событий последних дней, как мне кажется, любила и почитала меня, видя во мне прямодушие, которое лорды считали истинным проявлением благородства, чуждого лукавству и корысти.
Меня обвиняют в том, что я брал взятки и подношения, но когда откроют книгу сердец, то, я надеюсь, в моей груди не найдут грязного источника пороков, которые побуждали бы меня к преступному обыкновению брать вознаграждения за злоумышленное использование законов во вред противной стороне; притом что я тоже способен поддаваться слабости и греховным веяниям времени. И потому я решил, что когда я буду призван к ответу, я не поставлю под сомнение свою невиновность придирками к вопросам или отрицаниями, я буду говорить с ними (с лордами) тем языком, каким говорит со мной мое сердце, объясняя, находя смягчающие обстоятельства и искренне признаваясь; и моля Господа, чтобы он в своей милости позволил мне увидеть дно моего падения, а моему сердцу не ожесточиться и не считать, что моя совесть более чиста, чем это есть на самом деле».
На Пасху Фрэнсис уехал в Горэмбери, он был еще очень слаб, но не столько от болезни, сколько от сильнейшего нервного истощения, потому что после столь неожиданной перемены судьбы он, как и все люди с тонкой душевной организацией, стал думать о близкой смерти; она представлялась ему настолько близкой, что 10 апреля он второпях составил завещание, в котором поручал свою душу «Господу Всевышнему, Спасителю, принесшему себя в жертву во имя искупления наших грехов. Мое тело похоронить скромно. Мое имя завещаю грядущим векам и иным странам.
Поручаю моему слуге Харрису передать мои неопубликованные сочинения, а также отрывки из них моему брату Констеблу, чтобы он, если рассудит, что они достойны опубликования, так с ними соответственно и поступил. Особенно я желаю, чтобы была опубликована элегия, которую я написал „In felicem memoriam Reginae Elizabethae“. Моему брату Констеблу я завещаю все мои книги; а моему слуге Харрису за его службу и попечение 50 золотых монет в кошельке».
Все свои земли, договоры об аренде, все личное движимое имущество он поручал своим душеприказчикам для уплаты своих долгов, а после смерти жены — которой он оставлял шкатулку с перстнями, — он желал, чтобы Горэмбери и Верулам-Хаус были в первую очередь предложены принцу.