— Было бы замечательно, — обрадовался стрелок, хотя в жизни не видел танцующей рыбы. Ну ладно, нищие не выбирают.
— Что-то вы бледный, — сказала женщина в форме. — Вам, может быть, душно?
— Да нет, это просто от голода.
Она одарила его профессиональной улыбкой.
— Сейчас чего-нибудь вам состряпаем.
— Стряпнем?— изумленно переспросил себя стрелок. В его мире слово «стряпнуть» означало на слэнге «изнасиловать женщину». Ну да ладно. Сейчас принесут поесть. Роланд даже не знал, сможет ли он перенести сэндвич с танцующей рыбой обратно на берег, где лежит сейчас его тело, которому так нужна пища… но все по порядку, одно — за раз.
Стряпнуть,— подумал стрелок и тряхнул головой Эдди Дина, как будто не веря.
А потом отступил опять.
6"Это все нервы,— уверил его великий оракул и выдающийся наркоман. —Просто нервы. Часть улетного опыта, младший братишка".
Но если это действительно нервы, тогда откуда эта странная сонливость — странная потому, что он сейчас должен быть взвинчен, как на иголках, ощущая позывы чесаться и ежиться в преддверии настоящей тряски; даже если бы он не достиг сейчас стадии «тихого кайфа», как сказал бы Генри — «остывающей индюшки», то хотя бы тот факт, что ему предстоит протащить через таможню Соединенных Штатов два фунта чистого героина — деяние, карающееся заключением на срок не менее десятки в федеральной тюрьме, — казалось бы, должен прогнать всякий сон, и плюс еще эти провалы в памяти.
Однако же, спать хотелось.
Он отхлебнул еще джина и закрыл глаза.
С чего бы ты отрубился?
Хотя нет, если бы что-то подобное произошло, она бы уже давно побежала за аптечкою первой помощи.
Значит, не отрубился, а на секундочку отключился. Все равно дело плохо. Раньше такого не наблюдалось. Прибалдевал— это да, но никогда еще не отключался.
И с правой рукой что-то явно не то: ноет, как будто по ней стукнули молотком.
Он согнул ее, не открывая глаз. Никакой боли. Никакой дрожи. Никаких голубых глаз убийцы-профессионала. А что до провалов в памяти, так это всего лишь неудобоваримая комбинация легкого кайфа и того мерзкого состояния, которое великий оракул и выдающийся — ну вы понимаете — назвал бы хандрою контрабандиста.
Но я, кажется, все-равно засну. Это ты как объяснишь?
Как улетевший воздушный шарик, к нему подплыло лицо Генри."Не волнуйся,— сказал ему Генри.— Все с тобой будет в порядке, братишка. Отсюда ты полетишь в Нассау, снимешь номер в «Аквине», а в пятницу вечером к тебе придет человек. Из приличных парней. Он все устроит, оставит тебе порошка. На уик-энд тебе хватит. Вечером в воскресение он принесет коку, а ты отдашь ему ключ от депозитного сейфа. В понедельник утром ты сделаешь все, что сказал Балазар. Этот парень тебе поможет; он знает, как это делается. Днем в понедельник ты вылетишь, таможне покажешь кукиш, а уже вечером вы с тобой будем кушать бифштекс в игристом. Делов-то всего ничего, вот увидишь, братишка. Разговору больше. Все будет легко и прохладно".
Но, похоже, запахло жареным.