Стрелок, который каким-то чудесным образом вошел в сознание этого человека (человека, чьего имени он до сих пор не знал; то ничтожество, которое Узник мысленно называл «желтушное существо», тоже не знало его и поэтому ни разу не произнесло), смотрел во все глаза, как давным-давно в детстве — на сцену, где шло представление, когда мир еще не сдвинулся с места… стрелок сравнил ощущение с просмотром пьесы, потому что другого сравнения не знал. Если бы он видел фильмы, он скорее сравнил бы свое ощущение с фильмом. Но понятия даже о тех вещах, которых Роланд в жизни не видел, он мог извлекать из сознания Узника, потому что их ассоциации были очень похожи, а вот имени он прочесть не сумел. Он знал имя старшего брата Узника, а имя Узника — нет. Но, с другой стороны, имена — это тайна, исполненная силы.
И к тому же, сейчас имя — не самое важное. А важно, во— первых, то, что человек этот ослаб от своей пагубной привычки, а во-вторых, что под слабостью этой таится сталь — как хороший револьвер, затянутый зыбучим песком.
Стрелок почувствовал укол боли: этот парень очень похож на Катберта.
Кто-то подходил. Узник спал и не слышал. Стрелок же не спал, и слышал, и снова подался вперед.
И вдруг пассажир — парень лет двадцати, высокий, в чистых, слегка полинявших джинсах и пестрой клетчатой рубашке — приоткрыл глаза и улыбнулся ей.
— Не за что, — она одарила его своей лучшей улыбкой очаровательной стюардессы, уверенная, что он сейчас же опять уснет, а сэндвич так и будет лежать нетронутым, пока не подадут горячее.
Она вернулась на камбуз, чтобы перекурить.
Она зажгла спичку, поднесла ее к сигарете, и вдруг остановилась, так и не прикурив, потому что такому ее не учили.
Но только что пассажир в кресле 3А приоткрыл глаза, и они были не карими, а голубыми! И вовсе не привлекательно—сексуальными, как, скажем, у Пола Ньюмана, а холодными, цвета айсберга. Они…
— Ой!
Спичка догорела, огонек обжег пальцы. Она тряхнула рукой.
— Джейн? — спросила Паула. — Что с тобой?
— Ничего. Замечталась.
Она зажгла еще одну спичку и на этот раз прикурила. После первой затяжки ей пришло в голову единственное обоснованное и разумное объяснение. Контактные линзы. Конечно. Того типа, что изменяют цвет глаз. Он ходил в туалет. И оставался там очень долго, она уже даже забеспокоилась, как бы его не укачало: он был такой бледный, и вид у него нездоровый, как бывает, когда человеку плохо. А он просто снимал контактные линзы, чтобы было удобнее спать. Вполне обосновано.
Джейн Дорнинг сама лично знала дюжины две людей, которые носили контактные линзы. И большинство работает на авиалиниях. Никто прямо об этом не говорит, но Джейн, кажется, знала причину: пассажирам не нравится, когда кто-то из экипажа носит очки — это их нервирует.
Из этих двух дюжин человека четыре носят цветные контакты. И уж если простые контактные линзы стоят недешевы, то можно представить, сколько стоят цветные. Из всех знакомых Джейн такие денежки на себя выложили только женщины и при том исключительно тщеславные.
Ну и что? Парни тоже бывают тщеславными. Почему бы и нет? Выглядит он неплохо.
Нет. Как раз — плохо. Он милый, конечно, но не более того; и с таким бледным лицом вся его привлекательность как— то теряется. Правда, зубы хорошие, ровные. Но вряд ли он за собой следит. Тогда зачем ему контактные линзы?
Многие пассажиры просто боятся летать.
В наши дни, когда в мире полно террористов, налетчиков и наркоманов, экипаж самолета боится своих пассажиров.