Она замирает, и мы встречаемся тяжёлыми взглядами. Мой член пульсирует под ней, я так близок к тому, чтобы кончить только от того, что она трется своей маленькой сладкой пиздой о меня, а мои руки — одна на её лице, а другая на полпути к её штанам — дёргаются от желания заставить её закончить работу.
Её взгляд становится туманным, и она проводит языком по нижней губе.
— Скорее всего.
Я киваю, прислоняясь лбом к ее лбу на одну секунду.
Две.
Три.
А потом я стискиваю зубы и отстраняюсь, бросаю ее и быстро выхожу из комнаты.
Направляюсь прямо к вольеру Изабеллы, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Присутствие Ясмин не позволяет мне уделять ей столько внимания, сколько мне хотелось бы, и я хочу убедиться, что она не чувствует себя одинокой. Я не вижу её в вольере, значит, она, должно быть, спит или прячется, поэтому я иду в свою комнату, а затем возвращаюсь в ванную. Включаю холодный душ и встаю под резкие струи воды, надеясь, что вода умерит огонь, пылающий в моем теле и умоляющий вернуться и забрать то, что принадлежит мне.
На ней
Она носит
Я сжимаю кулак и бью им по кафельной плитке. Боль успокаивает меня, и я вспоминаю, чего действительно хочу.
И это не она.
Как бы сильно мне этого ни хотелось.
23. ЯСМИН
Я чувствую, как язык прилипает к нёбу.
Это первое, что я осознаю.
Затем постепенно нарастает сильная пульсирующая боль в голове, похожая на удары молота, которые отдаются в голове, словно кто-то стукнул меня огромным камнем, а потом переехал трактором.
Я стону и крепко зажмуриваю глаза, не желая их открывать. Если я их открою, то у меня может начаться головокружение ещё до того, как я встану. Мир начнёт кружиться, а зрение затуманится, и меня может стошнить.
В уголках моего рта появляется кислый привкус, как будто я съела конфету Warhead без сладкого послевкусия. Мой желудок бурлит, хотя я стараюсь как можно лучше сохранять неподвижность в своей постели.
Простыни запутались вокруг моих ног, и я пытаюсь медленно высвободиться. Мои мышцы напрягаются и расслабляются, пока я осторожно двигаюсь и пытаюсь оценить, насколько у меня, должно быть, сильное похмелье.
Наконец я решаюсь разлепить свои глаза, поворачиваюсь на бок и привыкаю к яркому утреннему свету. Солнечные лучи заливают комнату, и в стакане с водой, стоящем у моей кровати, отражаются маленькие цветные калейдоскопы.
Я хмурю брови и тут же жалею об этом, потому что головная боль становится ещё сильнее.
Но я не помню, чтобы приносила стакан воды.
Преодолевая тошноту и ощущение, будто умерла, я сглатываю и протягиваю руку за стаканом. Потребность выпить пересиливает страх пошевелиться.
Я делаю небольшой глоток, и моё тело кричит от облегчения, когда вода попадает мне на язык.
Вот почему я не пью в общественных местах, кроме бокала вина или шампанского.
На следующее утро это в буквальном смысле
Я предпочитаю лёгкие напитки, и, что ещё хуже, за всю свою жизнь я ни разу не страдала от похмелья. В обычные дни я итак слишком много думаю, но добавьте сюда депрессивные эпизоды после пьянки, и я убеждаю себя, что мне больше никогда не стоит появляться на людях, просто размышляя над всеми словами и разговорами, которые я могла или не могла произнести.
Меня охватывает сожаление, и я ищу свой телефон, но вместо этого мой взгляд падает на листок бумаги. Рядом с таблетками от головной боли лежит записка, и я без раздумий беру обе таблетки и проглатываю их.
Я пытаюсь вспомнить всё, что произошло прошлой ночью, пытаясь восстановить в памяти каждое слово, сказанное мной с тех пор, как мы вернулись из дома моего отца, и я опустошила винный шкаф в доме Джулиана.
С тяжёлым стоном я поднимаю руки к лицу и впиваюсь ногтями в лоб, будто пытаясь унять боль. Смущение от произошедшего прошлой ночью заставляет меня желать исчезнуть, раствориться в воздухе, пока я не превращусь в пыль.
Он, должно быть, считает меня самой глупой девушкой на планете. И, вероятно, именно такой я и
Но это всего лишь из-за алкоголя, а при свете дня всё выглядит иначе.
Я беру записку, протирая заспанные глаза, чтобы лучше видеть. Тошнота усиливается ещё до того, как я успеваю прочитать слова, потому что я просто