Я ничего не понимала. Мое тело кричало о сне, но я боролась с ним.
— Мы заказали пиццу. Можешь взять немного.
Я кивнула. Затем мой взгляд метнулся к телевизору, прикрепленному к стене напротив кровати. Римо направился к тумбочке, взял пульт и протянул его мне. Я тут же включила его и прибавила громкость. Было уже поздно, так что все фильмы были для взрослых. Я остановилась, увидев знакомую сцену из фильма «Чужой». Вошла девушка с коробкой пиццы и поставила ее рядом со мной на кровать.
— Тебе будут сниться кошмары, если будешь смотреть что-то подобное, — сказала она мне.
— Мне нравятся эти кошмары, — прошептала я.
— Стань кошмаром, даже самым страшным из твоих кошмаров, Екатерина, — сказал Римо, прежде чем они с девушкой ушли.
Я прибавила громкость и взяла кусок пиццы. На самом деле я не была голодна, но запихнула пиццу в рот.
Мои глаза горели от усталости, но я заставила себя держать их открытыми, сосредоточившись на телевизоре
.Раздался стук. Я не отрывала взгляда от вторй части фильма «Чужой. Они проводили киномарафон картины «Чужой», и мне казалось, что только если я буду держать глаза на экране, голоса и картинки останутся в стороне.
— Катенька, — тихо сказал папа.
Я оторвала взгляд от экрана, мое сердце забилось быстрее, при виде папы в дверном проеме, одетого в черный костюм и светло-голубой галстук. Его лицо было искажено печалью. Позади него стояли Римо и Нино.
— Катенька ?
Имя, которым он всегда называл меня, звучало неправильно. Он произнёс его по-другому. Все было по-другому. Я больше не знала девочку, которой принадлежало это имя. Я не была ею.
Папа подошел ближе. Он также смотрел на меня по-другому, будто думал, что я его боюсь. Мама говорила, что папа плохой человек, что он причиняет людям боль, убивает их, что в конце концов он сделает то же самое с ней и со мной. Но папа никогда не обижал меня, не то что те мужчины, которых мама приводила домой, чтобы я была с ними мила.
Я уронила пульт на пол и бросилась к нему. Воздух со свистом вырвался из моих легких, когда я запрыгнула на него. Он все еще пользовался тем же одеколоном, который я помнила, и его одежда слегка пахла сигарами. Он напрягся и не обнял меня в ответ
.— Я была плохой, — выдохнула я, надеясь, что признание заставит папу простить меня.
— Катенька, нет, — пробормотал он, а затем крепко обнял меня и поднял с пола, прижимая к себе.