— Взгляд, который я вижу только в глаза Римо. Жажда крови и насилия. Потребность в смерти и разрушении. В детстве и младшем возрасте ты выглядел в точности как Римо. И при случае характер тоже давал о себе знать.
Я видел фотографии себя в детстве, и Нино был прав. Чем старше я становился, тем больше старался отличаться от своих братьев, особенно от Римо. В наше время в школе интернате в Англии я впервые увидел нормальных людей, их ценности и семейную динамику, и вскоре это стало целью, которую я хотел достичь. Я жаждал нормальной жизни, хотя моя собственная природа часто требовала иного направления. Я хотел стать лучше, хотел прощать, а не мстить, сочувствовать, а не осуждать. Я испытывал сострадание, в отличие от Нино и даже Римо. Это сделало мое желание мучить других — даже если они этого заслуживали — намного хуже.
— Думаю, это кровь Фальконе, не так ли? — тихо спросил я.
— Это может быть проклятие или благословение, в зависимости от твоей точки зрения, — сказал Римо с кривой улыбкой. Он поднял стопку дисков и протянул их мне. — Мы конфисковали их, когда нашли Иден и ее дочь.
Я поднялся на ноги и на мгновение испугался, что мои ноги не выдержат, затем подошел к нему и взял их. Я встретился взглядом с братом.
— Вы положили конец этому.
— Конечно, — ответил Римо. — Нино убил мерзкого ублюдка, которого мы застали перед камерой вместе с Динарой, а я отдал парня Иден Григорию, чтобы он мог отомстить, чего так отчаянно жаждал.
Я молча кивнул.
— Почему ты не отдал ему Иден? Она заслужила смерть после того, что сделала со своей дочерью.
Рот Римо жестоко скривился.
— Она заслуживает худшего. Но что бы это ни было, решать не тебе, не мне и не Григорию.
Постепенно я начал понимать. Запутанная логика Римо разыгралась под влиянием наших собственных проблем с матерью. Я со страхом смотрел на стопку дисков в своей руке, зная, что каждый из них стоит на болезненный момент в прошлом Динары, ужасы, которые объясняли так много, но не все. Не то, как эта девочка на экране могла вырасти и стать сильной девушкой, с которой я любил проводить время.
— Значит, все они показывают Динару с разными насильниками?
— Да, — сказал Нино. — Некоторые из них записаны более чем на одной записи. Всего десять мужчин и одна женщина.
Мои губы скривились от отвращения. Мне трудно было сдерживать свои эмоции. В прошлом тоска по передышке в виде наркотиков захлестнула бы меня в подобной ситуации, но теперь единственное, чего требовало мое тело, это кровь. В огромном количестве и как можно более жестоко изъятой. Я не был уверен, что смогу подавить это на этот раз — если вообще захочу.
— Ее насильники, вы их тоже убили?
— Шестеро мужчин и женщина все еще живы, — сказал Нино. — Мы только позаботились о том, чтобы они держали свои руки при себе.
— Почему вы их не убили?
Но я знал. По той же причине, по которой Римо не убил Иден и не позволил Григорию сделать это, потому что это не их право.
— Скажи Динаре, — сказал Римо. — Мы знаем имена всех людей на записях и их местонахождение. Если они ей нужны, мы можем отдать их ей.
— Но не мне, — криво усмехнулся я.
И, черт, я понял. Впервые извращенная логика Римо обрела для меня смысл во всей своей жестокой чудовищности. Если он даст мне их адреса, я нанесу визит каждому из этих ублюдков и замучаю их до смерти. Желая быть лучше своих братьев? Чем моя природа?
Невозможно.
— Что, если Динара захочет с тобой поговорить?
— Тогда она сможет поговорить со мной лично. Никаких телефонных звонков.
Я прищурился.
— Динара будет в безопасности в Вегасе.
Слова прозвучали не как вопрос, как я намеревался, а скорее как утверждение с угрожающим подтекстом.
Римо склонил голову набок.
— Если бы я хотел причинить ей вред, то сделал бы это за те месяцы, что она провела на нашей территории. Я виню в твоем неуважении твои эмоции к девушке.
— Что ты собираешься делать теперь? — спросил Нино.
Я проглотил свой первый порыв поклясться отомстить и сразу же впал в ярость.
— Все, в чем нуждается Динара.
Римо встретился со мной глазами и кивнул.
— То, в чем она нуждается, выведет тебя на дорогу, по которой ты поклялся никогда не идти. Этот путь хорошо знаком всем нам, Фальконе. Она вымощена кровью и смертью, и как только ты пройдешь по ней, никакая другая дорога никогда не будет достаточной.
Я не отрицал этого, потому что зов моих внутренних демонов, требовавших крови и боли, был сильнее, чем моя тяга к наркотикам когда-либо. Зов обещал быть еще более благодарным, и мне не терпелось ему поверить. Я не зря избегал пыток и убийств. Я слишком наслаждался ими. Чувство вины поселилось позже — когда я оплакивал человека, которым должен был стать.