Извращённая ложь (ЛП)

Я до сих пор помню, как он пах, чернилами и любимыми духами моей мамы. Моя кожа все еще была теплой после полуденного солнца, но я не мог перестать дрожать, когда читал записку.

«Она сказала мне, как сильно любит меня и не хочет оставлять меня, но что у нее нет выбора. Что она не может жить без моего отца и что ее сестра позаботится обо мне».

Горькая улыбка тронула мои губы. «Представьте, что вы говорите своему ребенку, что любите его, прежде чем оставить его одного в этом мире. Зная, что они потеряют единственного оставшегося родителя, потому что ты не можешь оставаться рядом достаточно долго, чтобы даже попытаться? Прошло два дня. Вот оно. Я не расстроился, когда прочитал это письмо, Стелла. Я был зол, и я был рад этому, потому что гнев легче, чем покинутость».

«Но моя мама также оставила кое-что еще после себя. Ее единственная попытка рисования. Она любила искусство, но была ужасным художником, и даже мой отец не мог соврать и сказать ей, что это хорошо. Мы положили его в подвал, но после того, как она умерла, я его выкопал и удержал. Я не знал, почему. Может быть, потому, что меня возмущало то, что искусство сделало с моей семьей, и мне нравилось видеть его уродство и хаос, увековеченные на холсте. У меня тоже была ее записка, и когда я стал старше, я переделал раму и поместил ее внутрь картины. Самое ебанутое было то, что я назвал его в ее честь. Магда ».

— Да, — сказал я, когда глаза Стеллы расширились. — Та самая Магда , о которой ты слышал, как я говорил с Данте. Я давно должен был выбросить и картину, и записку, но не мог заставить себя сделать это. Дело было не в самих предметах. Это было то, что они символизировали — то, что сделали мои родители и как они бросили меня. Я ненавидел Магду , но она была самым важным в моей жизни. Достаточно, чтобы я держал его под охраной. Я даже подделал документы, в которых говорилось, что это бесценное произведение искусства, чтобы никто не задавался вопросом, почему я тратил на него столько ресурсов».

Грубый смех вырвался из моего горла. «Это похоже на глупо изощренную уловку для чего-то такого простого, но эта картина всегда выводила меня из себя. Я никогда не мог позволить этому уйти. Это отвратительное произведение искусства символизировало все, что она любила больше, чем меня. Всякий раз, когда я вижу это, я вижу ее . Я вижу, как она сидит, пишет записку, а потом вышибает себе мозги».

Стелла вздрогнула от визуальных образов, но я был слишком далеко, чтобы остановиться.

«Я вижу себя сидящим в своем классе, когда директор позвал меня в свой кабинет. Я вижу лицо своей тети, похороны и сочувствующие взгляды, которые все бросали на меня после ее смерти. Город не знал правды о моем отце; бизнесмен, у которого он воровал, не хотел дополнительной огласки этого дела, и он заплатил властям, чтобы они держали все это в секрете».

Я сглотнул странный ком в горле. «Любовь матери к своему ребенку должна быть величайшей любовью из всех. Но ей было недостаточно остаться со мной».

Стелла молчала на протяжении всего моего рассказа, но теперь она смотрела на меня с тысячей слов в глазах.

— Кристиан… — выдохнула она голосом, полным невыплаканных слез.

Я заправил выбившуюся прядь волос ей за ухо. — Это не слезливая история, Баттерфляй, — хрипло сказал я. «Не переживай за меня. Я уже давно это преодолел».

Это была тяжелая история, учитывая тот день, который у нее был, но ей хотелось правды. И моя история с Магдой была настолько реальной, насколько это возможно.

— Я не думаю, что ты справился с этим, — мягко сказала она. — Нет, если ты все еще держишься за него.

«Технически, Данте держится за него». Я уклонился от ее наблюдения.

— Как он это получил?

«Картину украли, а затем продали на распродажах недвижимости». Я не стал вдаваться в грязные подробности о Каге, Сентинеле и о том, как, по стечению обстоятельств, все это попало в руки Джоша. Я нашла ее до того, как Джош купил ее и забрал записку, но я позволила продажам картины идти своим чередом, чтобы найти того, кто ее украл. Я был прав насчет Стража и ошибался насчет Акселя. «Данте выступил в роли моего доверенного лица и выкупил его обратно, так как я не хотел, чтобы больше людей знали о моей связи с ним. Он держит его у себя, пока я придумываю, что с ним делать.

— А ты? — спросила Стелла. — Придумал, что с этим делать?

"Еще нет. Но я буду."

Мы лежим, наши дыхания переплетаются в сжатом пространстве между нами.

Стелла была права. Я не забыл Магду. Я отодвинула это на задний план из-за всего, что произошло за последние несколько месяцев, но я все еще чувствовала его скелетную хватку на себе.

Я могу уничтожить его, а могу вечно жить в его мертвой хватке.

Но это было решение на другой день.

"Могу ли я поделиться с тобой секретом?" — прошептала Стелла. «Когда я был в хижине и думал, что вот-вот умру… человек, о котором я думал больше всего, был ты».

Ее слова разрезали меня и впились мне в сердце — и о том, что она почти умирает, и о том, что она думала обо мне.