Изыде конь рыжь...

Сейчас словно стакан кипятка залпом проглотил: почему я не знал? Марк не сидел бы здесь как барышня, как эти унылые упадочники. Квелые, как будто у них еще «желтуха» не кончилась.

- Я бы... я...

- Ты – вылитый Миша Болотов. И тебя так же тупо застрелили бы на первой баррикаде!

- Я кто?

- Персонаж один. Молодой, лопоухий и романтический, прямо как ты.

- Не читал я ваших персонажей. Но ведь в прошлом веке же сработало! Заставили! Семенов, Спиридонова, Савинков наконец...

- Которого ты не читал?

- Но делать что-то надо?!

- Тебе не надо. – твердо сказал Андрей. – Я думаю, так с-совсем никому не надо. Владимир – взрослый, с-старше всех. Он за с-себя реш-шил, как реш-шил. А других, видиш-шь, не з-зовет.

- Вз-вз-взрослый! – передразнил Марк. – А ты для сандружины был не маленький? А Саня Павловский для фронта? – перехватил укоризненный взгляд Лельки, положившей руку подруге на плечо, и решил не злоупотреблять конкретикой. – Для террора мы слишком молоды, да? Пусть другие... чистят, так?

Саша, молча колупавший заусенцы на ногтях, повернулся и Марку показалось, что сейчас его будут бить в очередной раз, и, может, даже не в шутку.

- Давайте ложиться спать, – нервно попросила Лелька. – Поздно ведь уже?

- Давайте... – согласилась Марго. – А то Аня подумает, что это она нас тут без сна продержала.

- Не подумаю, – ответила Аня от двери. – Вы и без повода за разговорами всю ночь просидите.

И не спросишь теперь, когда вошла и что слышала.

- Нагулялась со своим генералом? – спросил Марк.

- Саша, подай-ка мне подушку...

От дамы сердца веяло ледяным уличным морозом и беспощадностью. Все-таки будут бить, с удовольствием подумал бывший студент. Не ошибся.

***

Еще было совершенно темно. Ветер стих к полуночи, с тех пор холодало. Последняя влага вымораживалась легкой бриллиантовой взвесью. Она парила в воздухе, красота в свете фонарей была невероятная. Вдоль казармы на пригорке, в которой поселили гостей, неспешно плыла осыпанная сияющей пылью темная фигурка. Женщина то и дело привставала на цыпочки, глядела на восток, в еще не взломанную темноту.

- Вы – как Ярославна. Анна Ярославна. Ждете своего князя?

- Евфросиния она была, Илья Николаевич. Дались же вам всем княжеские доспехи... Володя вот пошутил давеча – из вас, мол, к весне отличный князь получится, – теперь вы... А я – Анна Ильинична.

- Ну, будем надеяться, и Владимир Антонович у нас не Игорь... – смутился Ульянов, слова «и надолго не пропадет» на вольный воздух не пошли.

- На самом деле, он как раз Игорь. Да, вы же не знаете. – На морозе ее голос звучал особенно звонко и чисто. – Он – уральского горного магната Акинфиева внук незаконный, Владимир – это уже из приюта имя. Дед его зимой на улицу выкинул, как щенка, когда родители умерли...

Ульянов передернулся под теплым зимним бушлатом. Подавился морозным воздухом. Приоткрыл рот.

- Анна Ильинична... вы понимаете, что он может и не вернуться... оттуда? – указал заледеневшим подбородком в сторону города.

- Тогда и мне не жить, – просто, легко, без всякой позы ответила она, обернувшись на четверть, не отводя взгляда от горизонта.

Ульянов поверил сразу. По себе знал эту звенящую легкость. Сходит с рельс поезд с беженцами с юга, и нет у тебя больше ни жены, ни детей. Ульянов, получив известия, стреляться пытался. Зайцев не дал, – выбил пистолет табуретом, руку сломал. Потом держали на пару с Бергом, поили водкой...

Главное, ведь и мысли отдельной не было – с собой покончить. Просто естественный такой жест, – как документ переложить в нужную папку, приставить стул к столу. Если бы не потянулся по привычке за оружием, то, наверное, как-то бы умер даже и сам. От разрыва сердца, скорей всего. А тут перехватили и откачали.

Ничего он не мог, даже за руку ее взять, только склонил голову, касаясь пышной чернобурки воротника, обмирая от запаха роз, пудры и еще чего-то женского, теплого, потаенного. Дыхание превращало в капли бриллиантовую пыль.

На востоке неслышно грохнуло. Звук не докатился, но воображение его добавило, когда до неба поднялось сразу несколько факелов подряд. Огненные столбы вознеслись и опали.

- Что это? – испуганно отшатнулась назад Анна. Ульянов ее поймал за плечи, сходя с ума от близости и недоступности. Пора было прекращать сцену.

- Вот, Анна Ильинична, все и началось.

***