Изыди (СИ)

По окончании выставки мы предложили Витьке опробовать его яхту на нашем болоте за домами, где все мы жили. Болото служило нам полигоном, на котором мы испытывали свои сапоги, катались на плотах, и в котором добывали корм для аквариумных рыбок. А зимой болото превращалось в каток. Короче, райское место, очень необходимое в мальчишеской жизни, где мы были самими собой: и вредными, и трусливыми, и храбрецами. Мы относились к этому грязному болотцу как к маленькому кусочку огромного мира, и этот кусочек являлся нашей полосой препятствий для обнаружения себя настоящих - таких, какие есть на самом деле. Мы были абсолютно счастливы в этом отдельно взятом уголке природы родного микрорайона. Мы с Борькой жили в одном доме, Витька - в соседнем. Свои "яхты" мы уже "вывели в море". Мой "Дункан", как только его спустили на воду, сразу накренился на правый бок. "Аэлита" Бориса продержалась дольше: проплыв три метра и уже было обнадёжив, что хоть одна построена правильно, она кувыркнулась, почему-то носом, потом попыталась выровняться, но тщетно. Борька, как и я, не рассчитал баланс балласта. Так нам сказал Витька с задранным вверх подбородком. Витькина после спуска поплыла легко и грациозно. Паруса надувались лёгким ветерком, поворачивая судно то влево, то вправо, а после десяти минут плаванья каким-то образом яхта послушно повернула к нам и ткнулась носом в берег. Мы с Борисом смотрели с открытыми от изумления ртами. Витька, напротив, победно, с видом знатока: "Ну что, съели?"

Склоняясь над яхтой с высунутым языком, я представлял себе, что строгаю огромные брёвна, аккуратно выстругиваю пазы и складываю друг на друга. В мыслях я строил не яхту - я строил свой дом. Может, поэтому все мои шпангоуты получались гигантскими? Я с сожалением уменьшал их до нужного размера. Яхта хрупкая вещь, её можно разбить одним ударом кулака. И моя детская мечта была ещё такая же хрупкая, как и яхта.

Поставив самодельные судна дома на видное место, мы решили сменить квалификацию, перейдя в соседнюю комнату-мастерскую (само собой, вслед за Витькой), и были посвящены в таинство авиамоделирования. Через месяц, с приступом мальчишеской гордости за себя, конструкторов, из этой мастерской мы вынесли три модели.

Я лопался от гордости своим тяжеловесным аэропланом с моторчиком - модель оказалась похожей на дом с крыльями, вздумавший с высоты полёта присмотреть себе место для вечной стоянки. Он и взлетел, мой рукотворный дом-самолёт. Но поднявшись метров на двадцать, грохнулся о землю, отбросив хвост и разбросав в разные стороны руки-крылья. До моей мечты было ещё слишком далеко.

Излишне упоминать, что и Борькин самолёт постигла та же участь. В небо взмыл только один. Витькин.

"Надо было нервюры точить, как положено", - снова изрёк Ромашко, подписав окончательный приговор несостоявшимся юным техникам...

Таким был Витька. А сейчас он жил в Америке и ехал на работу в Нью-Йорк.

- Привет! Я на работу еду в автобусе. Я в Нью-Йорке работаю, а живу в пригороде. У меня свой дом, жена и трое детей: старшему, Голбейту, восемь, дочке Джейн - пять, и младшему Майку два года.

- Витя, привет! А почему ты шёпотом? - спросил я.

- Здесь нельзя говорить в автобусе по скайпу. И по телефону тоже. Приеду на работу - поговорим. Через полчаса.

Пришлось ждать, хотя время было для отхода ко сну. А в Нью-Йорке день только начинался. Через полчаса Виктор появился в скайпе и затараторил, как я ни пытался вставить хотя бы слово.