— За последние полгода я стал злее и совсем загнулся. Во мне словно ничего не осталось, кроме битого стекла и гнилых гвоздей. Я больше не хочу распространять это дерьмо. Только одна вещь способна сделать меня счастливым, и я попытаюсь заполучить ее. Или ты хочешь, чтобы я под конец захлебнулся в своей желчи просто из-за того, что она хорошо звучит с твоей пиратской радиостанции?
— Мне казалось, ты так же предан «ВИЧ», как и я. Думал, что ты расточаешь гнев себе на пользу. Ты один в ответе за свои эмоции, Лукас.
Люк знал, что это правда, но чуть не взорвался, чуть не закричал, что его эмоциональное состояние навязано химическими процессами и обстоятельствами. Однако это противоречило принципу свободной воли, которая оставляла надежду. Люк не мог понять, как превратился в столь жалкого плаксу.
— Ты во всем прав, — сказал он Сорену. — Прости, что огорчаю тебя, но я вынужден сделать этот шаг.
Сорен кивнул и стал складывать оборудование в картонную коробку. Люк не мог определить, насколько разозлил компаньона. Может, признание ошибок и извинения из уст Лукаса Рэнсома так удивили его, что он временно сдался.
Джонни Бодро слушал их разговор с палубы. Теперь он протиснул свое высокое тело в кабину и придвинул деревянный ящик к креслу Люка. Медленно свернул косяк с липкой зеленой марихуаной, которую вырастил на болоте кто-то из его немногочисленных друзей. Когда он зажег самокрутку, Люк заметил у уголка его рта новое пятнышко саркомы, темное, как синяк, в дрожащем свете спички.
Джонни выдохнул голубой дым и спросил:
— Вы тут правда решили прикрыть дело?
— Я этого не хочу, — сказал Сорен. — Но мы не можем работать без Люка. Он незаменим.
— Слава богу, мне всегда найдется замена.
— Ты это о чем?
— Вижу, не лучший момент, но я сам собрался в отставку. Не просто бросить лодку, а…
Он приставил к виску указательный палец, изображая пистолет.
— Почему именно сейчас? — спросил Люк.
— Ну… — Джонни на коленях сплел руки, белые и сильные, с тонкой, но неизменной полоской машинного масла под ногтями. — Два дня назад умер мой брат.
— Брат?.. — Сорен с Люком перебросились удивленными взглядами. — Мы не знали, что у тебя…
— Да, был брат. Этьен был намного старше меня. Когда-то жил со мной в родительском доме, но часто бывал в Новом Орлеане. — Джонни усмехнулся. — Во Французском квартале.
— Он был геем? — спросил Сорен.
— А почему, думаете, предки выставили нас из дома? У Сорена перехватило дыхание, а Люк спросил:
— Это он заразил тебя СПИДом?
— У меня, кроме него, никого не было.
— Он домогался тебя? — Снова голос Сорена. Джонни пожал плечами:
— Можно ли назвать домогательством то, что мне всегда нравилось? В любом случае теперь он мертв. Заболел пневмонией, и мы ничего не смогли поделать.
Люк задумался:
— А кто заботился о нем, когда ты выводил лодку?
— Наша сестра. Ей двадцать два года. Она оставляла детей с мужем и приходила к нам. Говорила мужу, что пошла навестить родителей. Могу поспорить: если бы родители зашли к ним в ее отсутствие, то ей бы задали жару и Джо-Джо, и наш отец.
— Джо-Джо?
— Ее любящий муж. Он грозился переломать мне руки, а Этьену ноги, если мы только появимся вблизи их дома.
Люк представил себе жизнь женщины, у которой в двадцать два года дети (во множественном числе) и муж, наверняка тупоумный, как его имя. Она наблюдает, как братья умирают от непонятной ужасной болезни, о которой ходят страшные истории. Она молчит и ни с кем не может поделиться своей болью. Есть ли ад хуже?
— Я сказал, что поставлю вас, ребята, в известность и сделаю это прямо здесь, на болоте, чтобы ей не пришлось возиться с еще одним телом. — Джонни скривил лицо. — Мы сами хоронили Этьена. Скверная штука. Я подумал, если вы хотите продолжать вещание, то можете оставить лодку здесь, на привязи. Вы сами догребете на пироге до берега и найдете свою машину. Наш док находится на безопасном расстоянии. Или можете научиться управлять лодкой. Это просто.
Сорен покачал головой.
— Я закрываюсь. Оборудование отвезу в два захода на пироге. Конец волне «ВИЧ».
— Хочешь, чтобы мы ушли? — спросил Люк у Джонни.
Тот робко взглянул в ответ:
— А вы можете остаться? Я знаю, что не должен такое просить, но боюсь, что сделаю что-нибудь не так. Не хочу лежать здесь, раненный… и… ну… Я видел, как умирает Этьен. Хочу, чтобы кто-нибудь проводил и меня.
Люк с Сореном переглянулись и дали согласие, пытаясь скрыть свое нежелание. Просьба не для друга, но в ней невозможно отказать.
Джонни крепко обнял каждого, достал из кармана пальто револьвер с перламутровой рукояткой и вышел на палубу. Люк и Сорен пошли следом.
— Джонни, — сказал Сорен, — а что нам потом… делать с тобой?
— Перекиньте меня через борт и помолитесь за мою Душу.
— Но…
Сорен беспомощно развел руками. А как же запах? Что будет, когда твое распухшее тело всплывет на поверхность через неделю? Все эти вопросы он не мог задать.
— Ты волнуешься по поводу устранения останков, Сорен? — Джонни запрокинул голову и засмеялся. Люк первый раз видел его веселым. — Городской житель, ты разве не знаешь, что в болоте плавают толстозадые аллигаторы?