– La femme sera un dessert et cafй latte.
– Qu'est–ce que le dessert, vous кtes intйressй?
– Avez–vous une tarte aux pommes?
– Oui.
– Prendre, – сказал я, улыбнувшись.
Она не сводила с меня глаз, пока я говорил. Если быть предельно точным, то она просто уставилась на мои губы и нагло пожирала их глазами. Мне безумно захотелось, чтобы она начала делать это не только глазами.
Тело, стоп! Разум, за работу.
Отдав себе мысленную команду, я пододвинулся к ней ближе и вытянул руки.
– Итак, – спокойно сказал я, и довольно хмыкнул, увидев, что она заерзала на стуле.
Смешная.
– Итак, – поддразнила она меня.
– Алиса, я никогда не рассказывал тебе о том, что женат. Тебя это интересует? – спросил я, наблюдая за ее реакцией.
– Откровенно говоря, меня больше не интересует то, что связано с тобой, – раздраженно буркнула она.
– Тогда, почему ты злишься? – я оглядел ее, насколько позволял столик и скатерть на нем.
– Я не злюсь.
– Алиса, я не слепой, – я фыркнул, – И я знаю тебя вдоль и поперек.
– То, что ты меня трахал, еще не значит, что ты меня знаешь, – она придала лицу невозмутимости и изящно повела плечом.
Этот жест вызвал волну смеха, и я расхохотался в голос:
– Да, ты точно злишься. Ты всегда ругаешься, когда злишься.
– Саша, ты попросил час. Строго говоря, ты не попросил, а поставил меня перед фактом – тебе нужен час, чтобы со мной поговорить. Время тикает. Меня ждет муж.
– Это тот, который оставил тебя, разодетую как шлюху и заведенную до чертиков, в ночном клубе? – я недовольно нахмурился, и пообещал выбить зубы ее Никите, если такое повториться еще раз.
Как можно быть таким слепым? Это его юность или просто ему уже голову отбили на льду? Она прижималась к нему всем телом, а он просто взял и ушел куда–то по своим делам. Это же не нормально.
– О, ты опять принялся за оскорбления. Как приятно, когда маски сняты, и можно видеть истинную сущность человека, – прошипела она, прищуриваясь.
Я рыкнул, а потом собрался с духом, и начал говорить:
– Ладно. Да, я не говорил тебе, что женат. Откровенно говоря – я и не должен был, потому что мой брак давно развалился и последние два года до приезда в Таллинн, я занимался разводом. Бывшая жена хотела отсудить у меня все и забрать ребенка. И ей почти это удалось.
Ее глаза округлились. Я сделал глоток кофе, который уже начал остывать и немного поморщился. Потом, я продолжил:
– Когда я познакомился с тобой, мы как раз пришли к соглашению. Я оставляю ей недвижимость в Санкт–Петербурге, половину бизнеса и получаю возможность видеть дочь два раза в месяц. И в августе я уехал именно для того, чтобы подписать это соглашение.
Она начала моргать и сделала глоток воды, в точности копируя мои недавние движения. Как у нее так получается?
– Я знаю, что Сережа, – я запнулся, и быстро вдохнул, – Сказал тебе о дне рождении. Даты совпали чисто случайно, – я сделал паузу, – Он ничего не знал о разводе. Я не привык делиться проблемами ни с кем, и всегда справлялся с ними сам.
– Тем не менее, ты сразу же бросился в объятия Кристины, когда понял, что со мной ничего не выгорит, – поддела она меня.
Видимо, в самолете я сильно ее раздраконил. Одним ужином не отделаешься.
– Я пытался тебе объяснить, – развел руками я в примирительном жесте.
– Плохо пытался.
– Ты не дала мне шанса, – я решил пойти другим путем, и ткнул в нее пальцем.
Лучшая защита – это нападение, так обычно говорят.
– Чушь! Я дала тебе шанс, когда приперлась среди ночи к тебе в гостиницу и призналась в любви, – завопила она, ее щеки залились румянцем, а в глаза подозрительно заблестели, – Вместо этого, я обнаружила там полуголую бабу, в твоей, сука, рубашке!
– Не ори!
Она вздрогнула. На нас уставились посетители ресторана. Опустив глаза на белоснежную скатерть, Алиса начала теребить ее краешек под столом. Тут на стол опустилась чашка с густой белой пеной и коричным сердечком на ней. А потом появился кусок пирога с запеченными дольками яблок. Я невольно улыбнулся, вспоминая, как мы сидели с ней в Кадриорге в той уличной кафешке.
Это была моя первая и единственная прогулка по парку. Вместе с ней.
– Ощущение дежавю, не правда ли? Merci, – поблагодарил я официанта, и он удалился.
Алиса сглотнула, а потом растянулась в удивительной мечтательной улыбке.
– Почему ты улыбаешься?
– Скажи что–нибудь на французском, – ответила она, поднимая глаза.
В них уже начал светиться тот самый удивительный огонь, который присущ только ей. От ее взгляда, меня начало окутывать приятное тепло, и я сказал:
– Chacun est entraоnй par sa passion.
Она напряглась всем телом, и едва уловимо дернулась на стуле.
– Еще, – попросила она, и ее зрачки расширились.
– Face а la vйritй.
– Еще, – она прикрыла глаза.
Я чуть не растекся под столом, и вцепился в свое бедро, чтобы немного прийти в себя.
– Je t'aime, – я заглушил это признание, отпивая свой остывший кофе.
Под столом звонко стукнули ее коленки. Я готов поклясться, что она сейчас накалена до предела. Неожиданно для меня она выпалила:
– Саша, я не хочу изменять Никите. Он не заслужил этого.
Я попытался взять себя в руки, и отвлекся на скатерть, приглаживая ее рукой.