Just got broken (СИ)

Она с силой сводит колени вместе, чувствуя какое-то новое, неподвластное ей ощущение.

Тянущее, огненное.

Заставляющее её больно прикусить нижнюю губу.

И выдохнуть из легких первый настоящий стон.

Адриан чувствует, как тесно становится в брюках.

Он сжимает зубы.

Продержаться. Не облажаться.

Девочка-моя-я-так-тебя-хочу.

Агрест поддевает уголок полотенца и тянет его на себя.

— Можно?

Хрипло.

Почти слетая с катушек от желания.

Вопрос истинного джентльмена.

Она кивает.

Нужно.

Сама медленно распахивает полотенце, закусывая губы.

Закрывает глаза, когда понимает, что он смотрит.

Восхищенно.

Сглатывая снова и снова.

Ощущая гул в ушах.

I am lost, in our rainbow, now our rainbow has gone,

Я потерялся в нашей радуге, теперь наша радуга исчезла.

Он наклоняется к ней и проводит кончиком языка от ключицы вниз.

До пупка. Оставляя влажную дорожку.

Боги. Такая восхитительная.

Маринетт комкает в пальцах простынь, закусывая губы.

Пытаясь сдерживаться.

Но выходило плохо.

И пульсация внизу живота была тому подтверждением.

Боги.

Адриан не понимал. Нет.

Не мог понять одного.

Как раньше он жил без неё?

Черт возьми.

Всё это время… Как?

Он снова наклоняется к ней, ловит губами новый рваный выдох.

Спускается ниже, осторожно проводит рукой по её бедру.

Маринетт уже не так сильно стискивает их вместе, когда чувствует его мягкие движения.

И чуть разводит их в стороны, позволяя ему скользнуть пальцами по внутренней стороне бедра.

Она чуть вздрагивает, сильнее прижимаясь к нему.

Агрест медленно скользит по бедру выше.

Буквально задыхается, когда касается её разгоряченной плоти, заставляя Маринетт выгнуть спину от его движения.

— Ты такая, — выдыхает он, сглатывая. — Такая мокрая…

— Тшш, — мотает она головой, потянувшись к ремню на его брюках и с легкостью расправившись с ним.

Её губы на мгновение жадно втягивают кожу на его ключице, чтобы заглушить рвущийся наружу полустон.

— Не говори, — шепотом просит она. — Не порти момент…

И в следующую секунду она, словно опьяненная всем этим до крайности, обхватывает ногами его спину.

Крепко-крепко.

Притягивая к себе.

Позволяя ему снова терзать свои губы.

Сминать их.

Втягивать в себя.

И больше не было вопросов.

Глаза в глаза.

Пожалуйста-будь-здесь

I am lost, in our rainbow, now our rainbow has gone,

Я потерялся в нашей радуге, теперь наша радуга исчезла.

Она замирает.

Адриан рвано дышит, едва находит в себе силы, чтобы продержаться ещё какое-то время.

Чуть вскинутые брови: «Ты готова?»

Два раза моргнула: «Да»

— Так сильно люблю тебя, Маринетт Дюпэн-Чэн.

Расширенные от слов глаза.

Цепко сжимающие его кожу пальцы.

И он резко толкается бедрами вперед.

Взрываясь.

Распадаясь. На атомы, молекулы.

I am lost

Я потерялся.

Зажигая в легких печи.

Лишаясь воздуха.

Она распахивает губы, громко выдыхая.

Сильнее обхватывает его спину ногами, вжимая голову в плечи и прижимая его к себе.

Потерпи-малышка-всё-будет-хорошо.

Пара секунд без движения.

А время будто остановилось.

Он замер.

— Маринетт… — не своим от волнения голосом.

Она мотает головой.

Смотрит на него. Улыбается, кусая губы.

В глазах стоят слезы, но…

Она осторожно выдохнула.

Несколько раз кивнула.

— Люблю тебя, — часто заморгав, прошептала она, зарываясь пальцами в его волосы.

Касается его губ.

Зажмуривает глаза до настоящих искр.

И сама насаживается, притягивая его ближе.

Почти уничтожая остатки его самоконтроля.

Он толкается бедрами снова. Следит за тем, чтобы и она получила от этого удовольствие.

Она закрыла глаза, откидывая голову назад.

Адриан толкается снова. Начинает набирать темп.

Увеличивая скорость.

В неё — чуть резче и грубее, обратно — медленнее и нежнее.

Маринетт постепенно расслабляется.

Распахивает губы, и из её грудной клетки вырывается стон.

И это почти добивает его.

Девочка-моя-твою-мать-как-ты-прекрасна.

Он проводит языком по коже на её шее, а затем втягивает её в себя.

И Маринетт уже почти хнычет.

Комкает в пальцах правой руки простынь и выгибается так, что спина поднимается вверх.

Почти извивается, ловит губами его раскаленное дыхание.

Постепенно начинает подмахивать бедрами и понимает, что уже не в силах сдерживать стоны.

— Адриан, — не своим голосом.

Другим.

Шепот, хрип.

Опьяненное желанием сознание.

Никто так не умеет произносить его имя.

Только она.

И это её «Адриан» сметает остатки самоконтроля.

В голове постепенно встает гул, движения становятся все более резкими.

Дыхание настолько тяжелое и рваное, что начала болеть грудная клетка.

И Маринетт вдруг резко выдыхает, сильно стискивая ногами его талию.

Замирает, распахивая губы. Зажмуриваясь.

Сильно сжимая пальцами его плечи.

И это становится последней каплей. Он толкается последний раз, чувствуя, как низ живота сводит от жгучих ощущений.

Полоса резкой дрожи прокатывается волной от седьмого позвонка по спине и утопает в ямочках на пояснице.

И его нет. Черт, нет его больше. Нет её.

Есть они.

Одно целое. Единое, нерушимое.

Маринетт понадобилось время, чтобы понять, что произошло.

Ведь она всегда считала Адриана чем-то божественным и прекрасным.

Чем-то недосягаемым и далеким.

Но сейчас, когда он тихо спал на соседней подушке, раскинув в стороны руки, она больше так не думала.