К-55. Обманувшие смерть

– Господи, ну и дураки же вы! – Вадим метнулся в камеру, закрыл дверь, заперся и стал быстро приматывать засов к решётке, пропуская двойную петлю через рычаг. – Клянусь, больших дураков в жизни не встречал… И не говорите потом, что я вас не предупреждал…

Вот эта последняя фраза, разумеется, была из рук вон глупой или даже ненамеренно издевательской…

Но на неё уже никто не обратил внимания.

– К БОЮ! – рявкнул Мусаев. – Лёша, бросай психа на хрен! Назад!

– Но…

– Назад, я сказал!

Дальше всё было быстро, страшно и до боли знакомо.

Адский сценарий повторялся с фатальной неизбежностью, изменился только состав труппы. Одному актёру этой трагедии дали шанс, и он им воспользовался: спрыгнул со сцены за секунду до ужасного финала.

Автоматные очереди и леденящие душу вопли товарищей были недолгими и вскоре захлебнулись в безмолвном потоке серых теней с острыми углами.

Вадим отпрянул назад, погасил фонарь и, вжавшись в угол, сидел на полу, стараясь не шевелиться и даже не дышать, насколько это было возможно.

Увы, маскировка не удалась.

Ужасные твари чуяли его.

У решётки образовалось столпотворение. Раздавалось щёлканье клешней, глухие удары, душераздирающий скрежет зазубренных хитиновых копий, трущихся о ржавые прутья решётки.

Твари бились об решётку, то ли тараня, то ли пытаясь протиснуться между прутьями. Бились хаотично и несогласованно, не управлял ими в тот момент какой-то там Коллективный Разум, всё было сугубо на инстинктах.

Коллективный Разум, будь таковой в наличии, наверняка подсказал бы, что надо перерезать клешнями репшнур и отодвинуть засов. Сделать это снаружи было несложно.

Трудно сказать, сколько времени продолжалось это адово столпотворение с той стороны решётки.

Вадим впал в ступор, утратил чувство времени и способность рационально мыслить. Сидел, закрыв глаза, слушал скрежет зазубренных костяшек о ржавое железо, вздрагивал всем телом при особо сильных ударах тварей об решётку и готовился к смерти.

Он знал, какая она будет, Смерть, в этой инкарнации.

Он прочувствовал её в полной мере, фантомная боль рваных ран ещё не покинула его, ещё жила в каждой клеточке изодранного страшным крючьями организма…

* * *

Через какое-то время краулеры убрались восвояси и под сводами посёлка воцарилась тишина.

Момент, когда твари исчезли, Вадим упустил: он целиком сосредоточился на тишине.

Прекратились удары об решётку и прочие мерзкие звуки, предрекающие мучительную смерть, стало тихо и хорошо.

Вадим перестал вздрагивать и некоторое время сидел в своём углу, наслаждаясь тишиной.

Всё познаётся в сравнении.

Что человеку нужно для счастья?

Вопрос непростой, поскольку счастье – понятие относительное.

Кому-то для полного счастья нужны миллиарды, яхты и острова.

Кому-то абсолютная власть.

Кому-то достаточно тишины и покоя.

Когда никто не стучит, не скребёт, не толпится в двух шагах, пытаясь добраться до тебя и воткнуть в твою беззащитную тушку жуткие копья-крючья – это оно самое, ничем не замутнённое первородное Счастье с большой буквы…

Посидел немного, привык к тишине, стал отходить от шока.

В пустой и лёгкой голове возникли вопросы, всплыли сами собой из недр пробуждающегося сознания, успевшего справить поминки по растерзанному в прошлой инкарнации организму.

Краулеров нет?

Похоже, что нет. Не слышно ничего, мёртвая тишина стоит в посёлке.

А почему они удрали? Почему напали? Что стало причиной?

С ходу возникли версии. Опять «мигнул» триммер, причём хорошо так «мигнул», минут на пять. Или у краулеров кончился припадок, как у того циклопа, трясшего посёлок. Или…

Зевая и почёсываясь, выполз из-под беспорядочного нагромождения мыслей внутренний аналитик, взявший отпуск в момент последней смерти…

Господи, звучит-то как: «последняя смерть»…

Смерть у людей бывает только в одном экземпляре, она единственная и неповторимая. Две и более Смерти – это ведь аномалия, верно?

– Верно. Это абсолютно ненаучно…

В общем, проснулся внутренний аналитик и посыпались вопросы, версии, предположения.

Триммер работал. Выключался ли он во время атаки краулеров, этот момент упущен: не до того было, чтобы прислушиваться к мелким вибрациям на груди. Если выключился – всё ясно, дальше можно не продолжать.

А если нет? Вот этот звук – контрабас после циклопической тряски… Не может ли быть такого, что это некий сигнал для краулеров, наподобие песни матки в критической фазе, по миновании дистанции безопасного удаления?

– В принципе, всё может быть. Но в отсутствие результатов исследования категорично утверждать что-либо нельзя, это будет ненаучно.

Вопросов было много, ответов тоже хватало, толковых и не очень.

Но вот что настораживало…

Вадим вдруг поймал себя на том, что ведёт внутренний диалог с Мусаевым и Паниным. И что самое странное, они ему отвечают, как полноправные живые члены команды, в своей манере, своими голосами…

– Господи, я схожу с ума… – прошептал Вадим, больно ущипнув себя сразу за обе мочки ушей и принимаясь яростно растирать виски. – Они же мертвы… Нельзя разговаривать с мертвыми, добром это не кончится…

Вадим размотал репшнур, открыл дверь и осторожно выглянул из камеры.