Помнится, в «эпоху застоя» был популярен такой политико-воспитательный слоган: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Он использовался в наглядной агитации, будил фантазию лекторов, служил темой школьных сочинений. Правда, былью русские сказки при советском строе так и не стали. Это случилось гораздо позднее, уже при капитализме. И произошло это не со всеми сказками сразу, а только лишь с одной из них, а именно: с той, которая называется «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка». Но прежде чем рассказать о том, как совершилось претворение этой сказки в жизнь, напомню вкратце её содержание.
Идут по белу свету двое сироток — сестрица Алёнушка и братец Иванушка. Идут они дальше путем широким полем, а жар-то их донимает. Захотелось Иванушке пить: «Сестрица Алёнушка, я пить хочу!» — «Подожди, братец, дойдём до колодца». Шли, шли — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит коровье копытце (след от копыта. — С.Г.) полно водицы. «Сестрица Алёнушка, хлебну я из копытца?» — «Не пей, братец, телёночком станешь». Братец послушался, пошёл дальше. Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит лошадиное копытце полно водицы. «Сестрица Алёнушка, напьюсь я из копытца?» — «Не пей, братец, жеребёночком станешь». Вздохнул Иванушка, дальше пошёл. Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит козье копытце полно водицы. Братец увидел его и, не спросясь Алёнушки, выпил до дна. Зовёт Алёнушка Иванушку, а вместо Иванушки бежит за ней беленький козлёнок. Догадалась она, залилась слезами, а козлёнок возле неё по травке скачет. Обвязала его Алёнушка шёлковым поясом и повела с собою, а сама-то горько плачет…
Увидел её однажды царь и спрашивает, откуда она и чьего роду-племени? «Так и так, — говорит Алёнушка, — жили-были царь и царица, да померли; остались мы, дети: я — царевна, да вот братец мой, царевич. Он не утерпел, напился водицы из козьего копытца и стал козлёночком». Царю Алёнушка приглянулась, и он решил на ней жениться. Скоро сыграли свадьбу и стали жить-поживать, и козлёночек с ними — гуляет себе по саду.
Вот поехал царь на охоту, Алёнушка дома осталась одна. Пришла ведьма, навязала ей на шею камень и бросила в реку, а сама нарядилась в её платье и поселилась в царских палатах; никто её не распознал, сам царь обманулся. Один козленок печалился, всё ходил около воды по бережку да плакал. Ведьме это не понравилось; велела она царю козлёночка зарезать. «Я, — говорит, — хочу козлиного мясца». Царю жалко козлёночка, да делать нечего, жена не отстаёт. Видит козлёнок: конец ему приходит, уж начали точить ножи булатные. Побежал он к царю и просится; «Пусти меня на берег сходить, последний раз водицы испить». Царь пустил. Вот козлёночек прибежал к воде, стал на берегу и жалобно позвал:
«Алёнушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок. Огни горят горючие, котлы кипят кипучие, ножи точат булатные, хотят меня зарезать!»
Она ему отвечает:
«Иванушка-братец!
Тяжёл камень ко дну тянет, шелкова трава на руках свилась, желты пески на груди легли!»…
Такая вот грустная история. А теперь — о её скрытом смысле.
В теории сказочного фольклора содержание любой конкретной сказки рассматривается как имеющее не только текстовый, но и метатекстовый, воплощённый в неких универсальных смыслопорождающих структурах уровень. Природа этого метатекстового уровня далеко ещё не ясна, чем создаются широкие возможности для разного рода интерпретаций. В частности, возможна и такая интерпретация: культура, в отличие от чисто биологического, животного способа существования, всегда — бремя, труд и работа над собой. Вот почему идущему по жизни путём культуры всегда намного тяжелее, чем тому, кто привык удовлетворять жажду своих потребностей где попало и чем попало. И вот почему русскому коллективному Иванушке даётся предупреждение:
НЕ ПЕЙ, ИВАНУШКА, ТАМ, ГДЕ СКОТЫ НАСЛЕДИЛИ, — САМ СКОТОМ СТАНЕШЬ!
Кто его предупреждает? Конечно же, собственный культурный инстинкт коллективного Иванушки, голос души его народа, голос, идущий из глубины веков духовной традиции. И когда Иванушка перестаёт прислушиваться к этому голосу, то приговор вступает в силу немедленно: и в отношении его сестрицы-души, и в отношении его самого.
А вот что касается глубинно-пророческой сущности нашей сказки, то она окончательно прояснилась только в самое последнее время — благодаря стараниям популярного эстрадного хохмача Я. Арлазорова. Весной 2003 года можно было увидеть в телевизионной программе, как этот любимец публики выступил в роли искусствоведа. Комментируя образ Алёнушки, воплощённый в одноимённом полотне художника В. Васнецова, он разъяснил его так: «Вы думаете, почему она босиком и глаза, как у обкуренной? Да потому что брат — козёл».