А премьер уже уступил –уже согласился, что мы виноваты, что Сталин мстил, и, стало быть,
Кроме всего прочего,
как не возмутиться прилагательнымКстати, ещё в 1954 г. о Катыни сообщалось в советских энциклопедических справочниках, естественно как о нацистском преступлении. Для Сталина выводов нашей комиссии, работавшей по свежим следам бойни, устроенной гитлеровцами, более чем достаточно. Трудно представить, что такие всемирно известные люди, как Н.Н. Бурденко, А.Н. Толстой, митрополит Николай, В.П. Потёмкин могли покривить душой! Это же не Макаров с Шахраем, и не Горбачёв с Яковлевым! И тем более не Анджей Вайда, которому что заказывают, то и лепит! В народной Польше снимал одни картины, в панской – диаметрально противоположные! Случись что, и вновь перевернётся! Это как раз понятно. Удивительно то, что пасквиль на русских (а что иное фильм «Катынь»?) идёт на
Он ведь
Люди, обратите внимание, что имеете дело с откровенной русофобской пропагандой!
Задумайтесь, отчего она имеет место наЮ.М. ШАБАЛИН
ЛАЖА
Заметным событием киноиндустрии стал фильм Андрея Хржановского «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину» о несостоявшемся, да, в общем, и не предполагавшемся возвращении поэта-эмигранта Иосифа Бродского на Родину. Фильм – сборная солянка поэзии и музыки, драмы и комедии, мультипликации, документального и игрового кино, слухов, домыслов и правды, – сделан небесталанными людьми.
Пожилой (а, скорее всего, уже умерший) поэт (Григорий Дитятковский) совершает путешествие в Ленинград – город своего детства и первой любви, первых поэтических опытов и разочарований. Сны-видения переносят поэта в полторы комнаты (комната и заставленный шкафами и чемоданами альков) в доме Мурузи на Литейном. Первое детское впечатление – возвращение отца (Сергей Юрский) с манчжурского фронта. Мама (Алиса Фрейндлих) в японском кимоно, маска театра кабуки в руках. Извлекаемые из чемодана отца чашки, блюдца, вазочки, ложечки. Видеоряд сопровождается диалогом, опять же про чашечки, вазочки. Режиссер направляет все наше внимание на вещи, детали интерьера, мебель. И они оттеняют игру актеров, их мимику, фразы. Словно для режиссера важнее внешний антураж, а не игра Юрского и Фрейндлих. И их медленный вальс, который мог бы стать центром повествования, уже какой-то иллюзорный, второстепенный акт, снятый словно сквозь тусклое стекло.