Перешли к деловому разговору, и мне пару раз приходилось напоминать Тимуру нашу договоренность - чтобы он в разговор не вмешивался. Вопросов у меня было немного, но все разные, ибо мне хотелось выяснить и объем знаний Гайдара-младшего (прежде всего о состоянии и тенденциях реальной экономики у нас и за рубежом), и его идейные позиции, и облик как человека (мотивы научной работы, собственная самооценка, как он представляет свой трудовой путь в дальнейшем). Вопросы я формулировал максимально осторожно - без нажима и без малейших подсказок. Реакция Егора на мои вопросы меня поразила: в его интересах было бы отвечать возможно более точно и по делу, а он что-то буркал под нос (кое-что пришлось переспрашивать), ответы бывали неопределенными и даже уклончивыми, неискренними. Под конец я утратил интерес к разговору да и к собеседнику. По молчаливой реакции Тимура (ерзал, взмыкивал, даже порывался что-то сказать, но молчал под моим предостерегающим взглядом) я понял, что он перестарался, готовя Егора к беседе. Видимо, напугал его, какой я упертый марксист-ленинец и как неуместно, а то и опасно в разговоре со мной чересчур уж раскрываться.
Конечно, после ухода Егорушки (куда-то временно, ибо пропуск на выход папа ему не подписал) я сказал, что не могу никуда его рекомендовать: он не хотел со мной разговаривать и смотрел куда-то в сторону или себе под нос. Не понял я его, а он и не собирался хоть чуть-чуть приоткрыться. С кем он близок, тот пусть и рекомендует.
Возвращаясь к упомянутой в начале заметке, скажу: автор неправ, когда пишет о поездке Е. Гайдара с лекциями в Болгарию в 1989 году, что "легко и круто, однако, меняют свой подход ученые-экономисты". Если и было в упомянутых лекциях Гайдара что-то марксистско-ленинское, то это был, так сказать, идеологический передничек для внешнего употребления; но, возможно, не было и этого, ибо в 1989 году наступало время разрешенного предательства социализма.
Не думал я, не гадал, что мое знакомство с Е. Гайдаром продолжится. Расплевавшись в конце 1986 года с тогдашним первым секретарем МГК КПСС Б.Н. Ельциным, я перешел из "Правды" на работу в журнал "Коммунист". Тут меня Егорушка и настиг (где-то через год), придя сразу на должность редактора по отделу политической экономии и экономической политики в качестве члена редколлегии (журнал в это время уже стал "яковлевским"). Отношения между нами, если это можно назвать отношениями, следовало определить как вооруженный нейтралитет: не было полемики, ибо занимались разными проблемами, но и сотрудничества быть не могло. Сотрудничал он в основном с первым замом главного Отто Лацисом и со своим подчиненным Алексеем Улюкаевым.
Все те два года, когда мы считались коллегами, по моей инициативе проводился несколько раз один и тот же разговор: "Егор Тимурович! Рубль шатается. Надо бы дать статью, а еще лучше - заказать серию статей об опыте финансовой реформы 20-х годов!" В ответ было примерно такое же нечленораздельное мычание, что и на описанном выше собеседовании.
Затем Егор вознесся далее - стал редактором "Правды" по такому же отделу (до этого в составе "Правды" такого отдела не было). В ходе переворота 1991 года "Правда" некоторое время была закрыта, но Гайдар моментально всплыл - в качестве директора созданного "под него" института.
А затем началась государственная карьера молодого дарования: в середине октября 1991 года Ельцин назначил его министром финансов. В разговорах со своими товарищами я комментировал это так: всё, ...абзац русскому рублю.
Его я вспоминал потом, в период "либерализации цен". Семья голодала, сами понимаете, что к общественной злобе у меня добавлялась вполне личная и выражалась она словами, относящимися к рекомендованной Швыдким ненормативной лексике. Конечно, не вслух: при жене и дочке - нельзя, хотя и накипело.
В остальном оценки патриотических газет правильные. Можно разве что добавить слова бессмертного М.Е. Салтыкова-Щедрина, проясняющие существо деятелей гайдаро-ельцинско-чубайсовского типа (правда, Щедрин здесь о вороватости не говорит):