К чести России (Из частной переписки 1812 года)

У нас по Вяземскому уезду начался скотский падеж. От моего дома в двадцати верстах пригнали ко французской армии польских 500 быков, они заразили весь скот и сами все подохли. Петербург безопасен - француз армию почти всю растерял. Чрез Вязьму взад и вперед, к Москве и Смоленску, идут французские войска, но очень мало. На сих днях проводили наших пленных воинов из Москвы чрез Вязьму, в том числе, штаб-и обер-офицеров, из них шестеро явились ко мне, а между ими и один родственник мой. Он сказывал, что дорогой от Москвы слабых без пищи пристрелено 611 человек, и в том числе 4 офицера. Войска французские очень слабы, без пищи, мужики весь хлеб меж собою поделили, а им не дают. Дом мой до сих пор не граблен, и весь Бельский уезд, а впредь богу вестимо, что будет. В хоромах моих три француза были, но чудо невероятное! Десяти лет мальчишка с девкой, которые для меня печь топили, выгнали их оттуда. Мальчишка закричал: "Ребята ж, сюда!" Они бросились в избу к его матери и стали просить хлеба и молока, но в то время наши три солдата, ушедшие из плена, явились в избу, хотели их схватить и вести в Сычевки(4) . Услыша одно имя Сычевок, французы кинулись бежать! Скажу тебе, друг мой, что у нас с первого августа все барыни и господа повыздоровели, не слыхать ни об истерике, ни о конвульсиях, а подагра сама без лекарей проходит. У меня родная тетка, лет 77, четвертый год в параличе, без руки и ноги и без языка, а теперь стала ходить, только не говорит. Один управитель у нас по соседству растек было водяною, но французские камердинеры неосторожно донага раздели [его] и привели в движение - воды открылись и сделалось легче. Но вместо россиян французы в Смоленске все издыхают, да и русские, которые к ним прилипли, лежат лоском. Еще скажу тебе анекдот. Майор и кавалер Георгиевский, живущий от меня в 25 верстах, лет 75-ти, стал на пути, где шли французские войска. Они обошлись с ним очень жестоко, а также и с женою его, потом выгнали из дому в избенку, где они и жили, а дом занимали французы. Я сжалился над ними и приказал своему племяннику выкрасть их из дому, что ему и удалось. Теперь этот майор идет в службу и готовится к сражению - не от безумия, а от досады: "Как-де меня могли бить французы!" Жена его упросила племянника не брать в плен живущих у них шести итальянцев и седьмого их попа за то, что они добрые люди. <...>

М. А. Протасова - В. А. Жуковскому.

4 сентября. [Муратова?]

Здравствуй, милый добрый друг наш!

Бог сохранит тебя для нашего благополучия, несносно грустно о тебе, друг милый! (5)Мы молимся очень усердно и беспрестанно, и я крепко надеюсь на милость божью! Ты, верно, возвратишься скоро и совершенно здоров в Муратове. Пиши к нам более. Милые письма твои нам всякий раз больше показывают дружбу твою. Дай господи, чтоб это письмо дошло к тебе, верно, ты бы много утешился. Будь на наш щет совершенно спокоен, мы, несмотря ни на что, здоровы и только и думаем, что об вас. Теперь неизвестность - совершенный ад. Христос тебя помилует, друг мой. <...>

П. М. Капцевич - А. А. Аракчееву.

6 сентября. Подольск.

Москва уступлена неприятелю 2-го сентября и занята его войсками в 6 часов пополудни. Весь арсенал и прекрасные новые ружья достались неприятелю; мало что ратниками вынесено; ружей, хлеба, сукон и всего нужного для армии довольно осталось. Два магазина с порохом подорваны по распоряжению генерала Милорадовича, и взрывы были с ужасным трясением.