Я думаю, вам не безызвестно, что французы и с ними двадесять языков взошли в ц [арствующий] град Москву 1812-го года сентября 2-го дня, что было в понедельник, а в обитель нашу Симоновскую [еще нет], хотя во вторник и в среду в монастырские ворота, восточные и западные, стучались много раз, но еще не ломали их. А в четверг, т. е. 5-е число поутру, во время всенощного бдения, бывшего без звону, ворота западные прорубили и взошли прямо в собор во время великого славословия, стали в западных церковных дверях и стояли до окончания службы. Служили всенощную иеромонах Митрофан и иеродиакон Мельхисидек, а архимандрит Герасим в алтаре стоял, а братья на клиросах пели. По окончании службы варвары царскими дверьми взошли в алтарь, побрали все со св. престола: кресты, евангелие и антиминс(81) в карманы вместо платков, также и жертвенника потир, дискос(82) с прибором [взяли], а другие начали ломать шкафы, сундуки и проч. Некоторые из братии, старички, как-то ... иеромонах Тихон и иеромонах Митрофан и другие после всенощной, не выходя из церкви, начали читать правило ко святому причащению, остановясь за левым клиросом пред большим распятием Иисуса Христа, хотели за литургией причаститься св. тайн, но бог не допустил. В это время вдруг пошел стук, гром и крик и шум. "Мы от сего страха,- говорили старцы,- пред крестом пали ниц на помост чугунный, воображая, [что] вот подойдут к нам варвары и отрубят нам всем головы, [и] в тайне сердца своего со слезами молились. Вдруг подходит к нам один варвар и, толкнувши ногой игумена Андрея, говорит: "Что вы? О чем молитесь? Нас клянете?" Но игумен отвечал: "Мы о своих грехах молимся, а вас не клянем". Потом варвар начал с нас сапоги снимать. У иеросхимонаха Ионы сапоги были привязаны ремнями, и он, вставши, развязал, и варвар, севши на скамеечку против Владимирской иконы божьей матери, свои скинул и ему кинул, но тот не надел их. Потом начали нас всех раздевать и обыскивать и, обыскавши, ушли от нас. Мы же, из церкви вышедши на паперть, увидели, что архимандрита истязывают варвары: уставивши в грудь саблю, спрашивают, где добро, и говорят: "Давай злата, сребра и белья". Архимандрит говорит: "Пойдемте ко второму начальнику, все деньги у него" - и отвел их к наместнику. А мы, убежав, скрылись под Сергиевской церковью в тайном месте, куда уже много от страху набежали и мирских. Сидели мы там до вечера, потом я посмотрел на монастырь - не видать никого - я пошел в свою келью. В ней все еще было цело. И в башнях ходил, тут в погребе скрылись архимандрит Герасим, иеромонах Феоктист ... и прочие. И они меня сперва испугались, потом пошли все в мою келью. Архимандрит попросил есть, я затопил печь и воды в чайнике согрел, а за водой на колодезь сходил. Некоторые варвары видели меня, но ничего мне не сказали, а в Сергиевской церкви, в трапезе братской и кладовой огни горят. И я, пришедши в келью сзади, нашел медку, сухарей - все укрепились сим. Архимандрит Герасим влез на ограду и прочие с ним, а меня послал в Успенский собор посмотреть, что в нем делается. Я хотя и страшился, но не ослушался настоятеля, пошел из кельи опять задом. Подхожу к собору - в нем огни и много варваров бегают с возжженными местными свечами(83). Я с молитвою и с рассуждением, что хотя меня убьют, но я послан на послушание, вошел в собор. Варвары бегают и меня видят. Я взошел в алтарь на престоле ковчег цел. Я взял его под полу и пошел в келью и подле кельи посмотрел,- в ковчеге св. даров и ящика нет. Я ковчег зарыл в грядках и землей засыпал и хотел идти в келью, но услышал топот и лалаканье. Я в грядках скрылся и лежал более двух часов. Потом, услышав из башни голос иеромонаха Феоктиста, я подошел к ним и рассказал архимандриту о соборе и ковчеге и где скрыл [его]. Потом пошли в мою келью [и] начали советоваться, как бы из монастыря уйти по той причине, что штатные(84) француза убили и подле заднего братского флигеля в отход кинули, а после они же начали его из отхода вытаскивать. В это время какой-то французский начальник увидел их и убитого француза, но штатные сказали: "Не мы убили его, а монахи".- "Где же монахи?" Штатные отвечали: "Все бежали из монастыря". Ежели бы нас нашли, то всем бы головы отрубили, а если бы сего (убиения француза) не случилось, то все мы хотели [бы] в монастыре сидеть, что бы с нами ни случилось.