К чести России (Из частной переписки 1812 года)

Рад душевно, что ты произведен, а то мы с Закревским здесь за тебя изгоревались.... Многие удивляются, что ты поехал в армию адмирала(74), которого здесь ненавидят и раздирают на части, полагая, что он причиной спасения великого злодея. Но в сих случаях я молчу, ибо в проклятом воинском ремесле надо быть на месте и в делах, чтоб судить, кто прав, кто виноват. У нас же репутации возвышаются и упадают очень часто без всякой причины. ... Что же касается до меня, любезный Миша, то твое свидетельство о моей службе мне приятнее креста. Все видели, что я не давал себе покою, продовольствовал армию, хлопотал обо всем и беспрестанно. Но труды мои как черная и неблестящая работа пропали. Я о сем не беспокоюсь, я желал бы только, чтоб государь знал о сем. Нельзя другого способа найти, как чтобы Сен-Приест ему объяснил. Я на него надеюсь. ...

Я всегда был, несмотря на то, что и ты произведен, против производства за отличие. Сколько тут зла! За одного порядочного производятся пять дрянных, чему все свидетели. Гораздо бы лучше, если бы шло по старшинству. Но ведь нет правила без исключения. ... Иной был пьян как стелька (спроси Кретова), а произведен за Бородино! Государя винить нечего - он полагается на главнокомандующих, главнокомандующий видеть всего не может - верит корпусным, а те обманывают. Их-то бы я велел на полчаса повесить. До свидания, друг и командир. Помни, что нас осталось двое, как ты говорил в письме своем после смерти бедного Арсеньева, и люби

Марина ....

Л. А. Симанский - матери.

22 декабря, г. Вильна

Любезнейшая матушка!

Сего месяца 5-го числа вторично вступали мы в этот город. Главнокомандующий светлейший князь со слезами на глазах встречал гвардию, которую сопровождал великий князь(75). При входе в самый город радостное "ура!" солдат ознаменовывало важнейшую победу в свете. ... После сражения при селе Бородине в половине сентября месяца мы остановились за рекою Нарою на позиции, где простояв три недели при прекраснейшей погоде, мы довольно отдохнули. Шалаши у нас были построены домиками, потом стали делать землянки, у меня была моего изобретения с выбеленною печью и окнами, также сделаны были разного рода игры. Так препровождая время, мы не чувствовали никакой тяжести похода, 6-го числа октября ходили в ночную экспедицию, где с рассветом французы были совершенно разбиты, после чего мы воротились опять на старый свой лагерь. Выступив с оного лагеря, пришли мы 12-го числа под Мало-Ярославец. Становясь на места, проходили мы под ядрами. Гвардию тогда не употребили, и многие [другие] полки оставались в резерве также по излишеству. В нашем виду происходило все дело, которое с рассветом другого дня окончилось. С этого-то самого дня неприятель, почувствовав весь гнев божий, преследован был до самого истребления всей его армии, что вы, я думаю, по известиям из нашей видели. По большим уже морозам мы пошли по квартирам. Вы не можете себе представить, как первый ночлег в избе после семимесячного похода нам показался приятен. Итак, продолжая всякий день марши, мы подошли 5-го ноября к Красному, где еще несколько дней простояв на биваках, думали быть в деле. От сего-то места мы видели следствия поражения неприятеля. Дорогой представлялись нам самые несчастнейшие и ужаснейшие картины, каких еще ни в одной войне не было видано. Вначале смотрели мы на это с большим содроганием и подавая сим несчастным всякую помощь, но чем мы ближе подходили к Вильне, то картины сии были на каждом шагу, так что мы смотрели уже с равнодушием на растянувшихся по всей дороге сих несчастных, в самые уже ужаснейшие морозы не имеющих даже клочка холстины, чтобы прикрыть себя. [Они] падали среди дороги, смешиваясь с издохлыми лошадьми, и среди их умирали.