К чужому берегу. Предчувствие.

Мы снова замолчали, пережевывая хлеб с сыром. В Брике была весьма ценная черта: он помнил добро и умел быть благодарным. «Будто мать», — повторила я про себя его слова. — Я и не думала, что мой взгляд в то время, когда он за обе щеки уплетал какую-нибудь яичницу или колбасу, так много для него значит». Но, видимо, для мальчишки с улицы, Бастьена Пино по прозвищу Брике, не знавшего ни отца, ни матери, это действительно было важно.

— Что ты хотел у меня попросить, Брике? Вот уже несколько месяцев ты ходишь вокруг да около, а по существу не говоришь.

Он с шумом выпустил воздух, смахнул крошки с брюк.

— Я же говорил вам: скажу по существу, когда все уляжется.

— Что уляжется?

— Ну, когда вы будете в спокойствии и безопасности, рядом со своим мужем. Кто же знал, что у вас каждая поездка в Париж — это начало новой передряги? Хотя, если рассудить, именно я-то и должен это знать.

Бросив на меня пытливый взгляд, он спросил:

— Снова в ваших злоключениях банкир замешан, не так ли?

— Снова… — Я трудно глотнула. — Но теперь все очень, очень плохо, Брике. Он взялся забирать у меня дочерей!

Парень присвистнул:

— Дочерей?! Ну, видал я наглецов всяких, а такого еще не видывал. Какие еще ему дочери? Разве я не помню, как он отказывался от них? Чтоб он сдох!

С Брике мне было говорить легче, чем с кем бы то ни было. Он знал все: историю появления на свет Вероники и Изабеллы, мои мытарства в родильном доме Бурб, куда забросила меня равнодушная жестокость Клавьера, то, как я чуть не умерла от родильной горячки и вынуждена была принять, как милостыню, помощь Доминика Порри… Этому юноше ничего не надо было объяснять, перед ним не надо было оправдываться. Он знал: в жизни человека бывает всякое, тем более — в жизни женщины, и высокопарные аристократические понятия о чести и бесчестии не разделял.

Услышав, что со мной случилось в последние дни, он разошелся не на шутку.

— Пожалуй, этот подлец заслуживает, чтобы ему переломали все кости. Дочерей ему подавай?

Это после того, как он отправил вас рожать в Бурб, в самую грязь, а сам скакал по Парижу с девками? Иногда диву даешься, чего только ждет наш добрый Господь Бог, когда смотрит сверху на такого мерзавца и ничего не делает. Его надо дотла испепелить какой-нибудь молнией!

Я слабо улыбнулась:

— Если бы Бог тебя слушал, Брике, Ему, наверное, пришлось бы вмиг испепелить чуть ли не все человечество.

— Человечество пусть еще поживет, а Клавьер доброго удара грома вполне заслуживает! — кипятился он. — Пусть бы он его напополам расколол!

— Не знаю, — сказала я негромко. — Должно быть, Бог дает ему время на раскаяние. Не знаю, Брике…

— Раскаяние! Не смешите меня, ваше сиятельство! Скорее на груше зацветут розы, чем этот урод раскается…

В душе я была с ним согласна. Но наш разговор прервался, потому что с другой стороны холма показалась фигура человека, закутанного в темный плащ. Он шел через цветочный луг, приближался к нам энергичным, быстрым шагом, потом помахал рукой.

— Пресвятая Дева! Это же Буагарди!

Это действительно был граф. И он был несказанно рад, что догнал нас.

— Какая удача, мадам, что мы не разминулись! Я все же решил проводить вас до самой Бретани.

О-о, как я рада была такому повороту дела! У меня будто камень с души свалился, когда я осознала, что мне не придется колесить по французским дорогам в сопровождении одного Брике. Но было абсолютно очевидно, что Буагарди покинул Париж самовольно, не предупредив власти.

— Вы подвергаете себя большому риску, господин граф! Ищейки консула обнаружат ваше отсутствие, и вы можете потерять все, что получили благодаря Бонапарту…

Буагарди сухо остановил меня:

— Не будем говорить об этом сейчас, мадам. Приняв решение, я взвесил все риски, и теперь нет нужды обсуждать их заново. Я не могу отпустить вас бродить в одиночестве. Это крайне небезопасно. Герцог дю Шатлэ — мой друг, и бросить вас в таком положении было бы бесчестно с моей стороны.

Он подал мне руку, помог подняться. Я слегка застонала, наступив на натертую ногу, и это стало для графа лишним подтверждением того, что он сделал правильный выбор, решив помогать мне до конца.

— Я найду лошадей и доставлю вас в Бретань в целости и сохранности. Можете положиться на меня.

— Вы так хотите увидеться с Авророй, — произнесла я полувопросительно.

Буагарди не стал отрицать.

— Не скрою, в Париже мне очень нужна спутница жизни. Женщина, которой не нужно было бы объяснять, что к чему, которая приняла бы мое шуанское прошлое и разделяла бы мои роялисткие взгляды. Таких женщин немного сейчас, увы…