К чужому берегу. Предчувствие.

— К тому же, в этом письмо не было ровно ничего секретного. Обычное приглашение…

— Вы становитесь невыносимы, — проговорила я в бешенстве, поднимаясь из-за стола. — Да, просто невыносимы… это неслыханно!

Я отошла к окну, отчасти для того, чтобы успокоиться, отчасти — чтоб прочесть письмо. Это действительно было приглашение: гражданин и гражданка Бонапарты приглашали меня погостить в их загородном доме в селении Рюэль, причем погостить ни много ни мало — целых две недели, до отъезда первого консула в Итальянскую армию, который должен был воспоследовать в начале мая.

Судорожно сжав конверт, я дала волю гневу.

— Я не потерплю, чтобы против меня плели интриги в моем собственном доме. Письма, адресованные мне, первой должна читать я, а не Стефания, Жоржетта или кто-либо еще!

— В этом письме были сущие пустяки! — воскликнула золовка.

— Не тебе судить! Я хорошо вижу, что ты мечтаешь устроить мою жизнь по своему вкусу… но тебе это не по уму и не по силам, поэтому советую даже не пытаться. Я сама решу, как мне поступить. Я… я… я живу на свете не только для того, чтоб служить твоему благополучию! И я еще не забыла, как ты, Стефания, выгнала меня из дома с двумя грудными девочками на руках.

Сдвинув брови, я грозно добавила:

— Все вы готовы похоронить мой брак с герцогом дю Шатлэ. Да и что угодно готовы похоронить, лишь бы остаться под этой крышей. Но не советую торопиться! Вы, наверное, не понимаете, что уйти из этого дома можно не только по приказу полиции!

Метнув на золовку и брата осуждающий взгляд, я зашагала к двери.

— Так ты… ты поедешь в Мальмезон? — бросила мне вслед Стефания.

— И не подумаю!

Выйдя, я громко хлопнула дверью и в тот момент уверена была, что сдержу слово.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось повидаться с Александром. Мне казалось, я начинаю запутываться. Последнее время меня будто кривые зеркала окружали, и я шла среди них, не понимая, верен ли мой путь. Будто не хватало вокруг свежего воздуха, будто приближался ко мне какой-то жуткий спрут, одним щупальцем приманивая к себе, а другим — обвиваясь вокруг моей шеи… Герцогу дю Шатлэ многое можно было поставить в вину. Да, он бывает груб, да, он иногда пьет, и я не отрицала, что он изменяет мне время от времени с женщинами, которые не так уж много для него значат и которых он, сделав над собой усилие, легко мог бы обойти стороной. Но он всегда был настоящий и искренний. Любому его слову можно было верить. Он никогда не говорил неправды и всегда следовал по пути чести.

Именно этого чувства доверия и ясности мне и не хватало. Все остальное мне в избытке сулил Консулат. Дома, блеск, деньги. Но… как научиться жить, никому не доверяя? Плутая во лжи? Это казалось мне трудным… настолько трудным, что даже возвращение нормандских лесов было слабой приманкой для того, чтобы я с охотой училась.

Глава пятая Гримасы Мальмезона

1

Завтрак в Мальмезоне начинался в одиннадцать. Впрочем, многие были на ногах уже в девять утра, но каждый гость до урочного часа занимался, чем ему заблагорассудится. Лучи апрельского солнца пронизывали маленькую круглую, задрапированную белым шелком гостиную, игравшую по утрам для мадам Бонапарт роль приемной: здесь собирались просители и гости, которые не ночевали в доме, а прибывали на завтрак из Парижа.

Они толпились здесь и в просторной длинной галерее, вымощенной каменными плитами, стремясь поклониться генеральше и поймать ее благосклонный взгляд. Пока Жозефина любезно беседовала с одним из посетителей, остальные с любопытством разглядывали статуи, картины и бронзовые вещицы редкой работы, которыми была наполнена галерея. Здесь царила роскошь, награбленная в Италии мужем гражданки Бонапарт: среди полотен не редкостью были Тициан и Веронезе, среди скульптур — Челлини, но античные и библейские сюжеты многих произведений искусства были тайной для большинства любопытствующих, и обсуждали их, высказывая порой самые нелепые догадки.

Без четверти одиннадцать серебряный колокольчик дворецкого мелодично извещал о близости завтрака, и гражданка Бонапарт грациозно удалялась к себе, чтобы поменять наряд: в течение дня она переодевалась трижды.

Вереница приглашенных тянулась в столовую, выкрашенную желтой охрой, расписанную в античном стиле, со множеством восточных мозаик. В маленьком бассейне журчал прохладный фонтан и колебался тростник, на стенах танцевали грациозные жительницы древних Помпей, нарисованные современными французскими живописцами. Завтракало здесь шестнадцать избранных персон. За стулом каждого гостя возвышался лакей, услужливый, но безалаберный, как и вся прислуга в доме Жозефины.