К чужому берегу. Предчувствие.

— Мадам Жозефина, бедняжка, совсем извелась от головной боли. Сможет ли она поехать в Бютар?

— Сможет, Франсуаза, не сомневайся. Господин Корвизар[63] даст ей какое-нибудь снадобье посильнее, ведь огорчить мужа отказом от поездки она никогда не посмеет!

— Хотела бы я видеть того, кто решился бы отказать генералу!..

Обе засмеялись.

Действительно, кто осмелился бы отказать генералу, который уже столько дней собирался поехать в охотничий павильон Бютара? Даже Жозефина не решалась, хотя ночь выдалась очень беспокойной, и впору было не на прогулку ехать, а отоспаться хорошенько.

С тех пор, как первый консул переехал в Мальмезон, здесь были усилены меры безопасности: весь замок оцепили часовые, вдоль парковой ограды время от времени проезжали конные гвардейцы, наблюдавшие за дорогой. Я слышала разговоры о том, что на жизнь генерала Бонапарта возможны покушения, но видела, что сам генерал не придает этому особого значения, поэтому не боялась каких-либо нападений на дворец. Однако супруга первого консула воспринимала все происходящее куда более остро, постоянно тревожилась и вздрагивала всякий раз, когда к решетке ограды подходили незнакомцы — зачастую просто зеваки, желающие поглазеть на властелина Франции, или инвалиды недавней итальянской кампании, выпрашивающие прибавку к пенсии.

И вот в такой несколько тревожной атмосфере случился ночной переполох. Едва Мальмезон был окутан первым сном, как среди полной тишины раздался громкий звук-то ли выстрел, то ли взрыв. Гости, наэлектризованные слухами, выскочили из своих комнат, не успев даже одеться. Дамы в нижних юбках, мужчины в панталонах столпились вдоль галереи, поглядывая друг на друга с испугом. Что случилось? Неужели злоумышленники осмелились обстрелять Мальмезон?

— Не бояться! Не бояться! — прозвучал громкий и сильный голос.

Первый консул, в халате, высоко подняв свечу, прошел по галерее, успокаивая всех и демонстрируя великолепное присутствие духа.

— Не бояться, говорю всем! Это ничего не значит!

Он прошел мимо меня, на миг заглянув мне в глаза. В его лице, бледном, невозмутимом, будто вытесанном из мрамора, читалось такое абсолютное спокойствие, что я невольно замерла, пораженная. Это было лицо человека, который наверняка знает, что ему ничего не грозит, — знает так, будто некая сверхъестественная сила невероятным образом сообщила ему об этом. «Он выше любой опасности, он уверен в своей судьбе, — мелькнула у меня мысль. — Уверен, что его судьба еще не свершилась. Но что у него за судьба? И какая звезда его ведет? А главное — куда?»

Минуту спустя появился адъютант генерала, полковник Рапп, и доложил, что причиной переполоха стал совершенно смешной случай: лошадь одного из гвардейцев, объезжавших замок, попала ногой в кротовую нору на лужайке перед входом, оступилась и упала. С ней рухнул и сам гвардеец, карабин которого выстрелил. Первый консул выслушал рапорт полковника и засмеялся. Потом поднялся на площадку парадной лестницы и крикнул:

— Не плачь, Жозефина! Все это наделал крот. Гнусное животное! А гвардейца посадить на два дня под арест, пускай научится прилично ездить. Думаю, он и сам перепугался, поэтому долго его держать под арестом не нужно. Прощайте, дамы! Спите спокойно!

Снова проходя мимо меня, он произнес:

— Боже мой, мадам де Ла Тремуйль! Как вы бледны! Разве вы испугались?

— Немного, генерал.

— И кто бы мог подумать? Жена шуана! А я еще считал вас довольно храброй. Впрочем, женщине это простительно… вот только не плачьте!

Чуть наклонившись ко мне, он добавил по-итальянски:

— Спокойной ночи, кузина Сюзанна. Приятных вам сновидений.

Он видел, что произвел на меня впечатление своим бесстрастием, и лицо его дышало самодовольством.

— И вам спокойной ночи, синьор генерал, — ответила я ему так же на итальянском и ушла спать. Назвать его кузеном у меня язык не поворачивался.

Вспоминая события прошедшей ночи, я в некоторой растерянности прошла по тропинке вдоль рва. У входа во дворец, на мощеной площадке в окружении цветущих деревьев в кадках толпились посетители — настоящие придворные новоявленного двора. Их было так много, что я уж хотела развернуть кружевной зонтик и вернуться в парк, но тут мое внимание привлекли двое приезжих — высокий мужчина и мальчик лет четырнадцати, долговязый, одетый излишне нарядно, как одеваются провинициалы, когда посещают столицу. Вероятно, это были отец и сын. Отец увлеченно что-то рассказывал мальчику. Я пригляделась, и сердце у меня екнуло.

— Граф де Лораге! Вы в Мальмезоне?

Это действительно был Пьер Анж собственной персоной, да еще в сопровождении сына Констанс Марка. Почти бегом я устремилась к ним, охваченная волнением: почему они здесь? Уж не меня ли ищут? Неужели… неужели что-то случилось с Реми Кристофом?

Наверное, эта тревожная мысль очень ясно отразилась у меня на лице, потому что вид у графа, когда он увидел меня, был удивленный.

— Все ли в порядке с моим сыном, сударь?