К чужому берегу. Предчувствие.

— Без сомнения! Прошу вас успокоиться, мадам. Реми Кристоф абсолютно здоров. Констанс до сих пор его кормит, кроме того, через пару месяцев нам удастся взять ему кормилицу. Уже подыскана такая женщина из Сен-Брие… жена пекаря… она вскорости должна родить пятого ребенка… и она согласилась пожить в Гран-Шэн…

Каждое его слово и успокаивало меня, и ранило. Подумать только, Реми Кристоф растет, не видя меня! Я запомнила его личико, когда он был новорожденным, а теперь, возможно, и не узнала бы. Дети так быстро меняются. У него были черные глазки, круглые, блестящие, как камешки, омытые морской водой. Не изменились ли они?

— Реми весит вдвое больше, чем при рождении, мадам. Да он даже обогнал нашу Александрину! Она выглядит крошкой по сравнению с ним. Клянусь, вам совершенно не о чем беспокоиться.

— Разве только о том, что он не видит матери, — проговорила я сдавленно.

— Это нисколько ему не вредит, — беспечно заявил Пьер Анж. — Констанс прекрасно о нем заботится. Да что вам говорить, вы сами знаете, какая она трепетная мать. Вас, как я понимаю, удерживают в Париже важные дела.

— Никакие дела не могут быть важнее материнских…

— Ах ты Господи, тысячи детей выросли на попечении кормилиц, — не без удивления возразил граф. — Это никак им не повредило. Я сам до семи лет видел свою матушку один раз в год, когда она на Пасху навещала меня у моей доброй Жакетты… Это был повсеместный обычай аристократов, разве не так?

Я кивнула, опустив глаза. Повсеместный обычай, конечно. Но явно не самый лучший. Талейран, скажем, в полуторагодовалом возрасте свалился с комода, пока кормилица отлучилась, и покалечил ногу. А что там с ногой у Реми Кристофа?

— Дважды к нам приезжал доктор д’Арбалестье. По его мнению, некоторые нарушения у ребенка есть, но все еще может выправиться. По крайней мере, никаких приспособлений для ноги он не назначил.

Наверное, это было самое большее, что могла сделать семья де Лораге для моего сына. Глупо было бы требовать от них непрестанной тревоги о ножке Реми Кристофа. Я скоро приеду в Бретань, заберу сына и сама буду следить за его здоровьем.

— Что вы делаете в Мальмезоне, граф? — спросила я, уяснив наконец, что отнюдь не ради меня он здесь оказался.

Пьер Анж отвесил мне церемонный поклон:

— Перед вами, мадам, новый смотритель вод и лесов Иль-и-Вилэна.

— Вам дали должность?

— Только что. Я был у первого консула и получил назначение. Надо сказать, чем-то похожим я занимался и при Старом порядке, так что восстановление на службе меня очень радует.

— Значит, надежды Констанс сбылись, — произнесла я. — Что ж, поздравляю вас, граф! Вы, как никто, заслуживаете этого.

— Скажу вам по секрету, я мог бы стать даже префектом[64].

— Префектом? — переспросила я. — Ох уж эти римские словечки! Консулы, префекты — они теперь повсюду. Осталось только провозгласить кого-нибудь цезарем.

Граф де Лораге, кажется, не расслышал моей иронической реплики, упоенный собственным успехом.

— Да, мадам, была даже вакансия префекта, но досталась пока не мне. Пока! У первого консула еще не слишком много доверия к нашему сословию. Думаю, все еще впереди. Кто может лучше послужить государству, чем старое дворянство? Генерал Бонапарт на правильном пути, и меня восхищает этот необыкновенный и прозорливый человек! Его орлиный взор все замечает, все улавливает. Хвала Богу, который осчастливил Францию таким правителем!

Теперь настал мой черед взглянуть на графа с удивлением. Короткая встреча с генералом, похоже, произвела на него неизгладимое впечатление, и он просто захлебывался от восторга, рассказывая о нем и своем желании служить ему. Или это было притворство карьериста, вдруг обнаружившееся? До сих пор я считала Пьера Анжа очень добропорядочным человеком, но теперь взглянула на него с сомнением. Назначение смотрителем будто пробудило в нем худшие качества — лесть, низкопоклонство. Бонапарт умен, разумеется, но это еще не повод восторгаться им без меры, потому что еще ничего особенного он для Франции не сделал. Впрочем, чего, кроме лести в адрес консула, ждать от Пьера Анжа, здорового, вполне способного держать оружие мужчины, который в течение многих лет, пока Бретань воевала, сидел в своем поместье и ни разу не присоединился к сопротивлению?…

«Им отчаянно нужны деньги, — подумала я, размышляя о супругах де Лораге. — Нужна служба. Нужны доходы, иначе благосостояния не видать. Целых десять лет они едва могли содержать Гран-Шэн… теперь, конечно, от радужных перспектив у них голова идет кругом».

Марк, слушая разглагольствования своего отчима, явно скучал. И, едва Пьер Анж допустил в своей восторженной речи короткую паузу, мальчуган заговорил о своем:

— Жан, должно быть, скоро вернется, мадам. Передайте ему, что никто не ждет его больше, чем я! Наша крепость в лесу еще не закончена, да и ловить рыбу у форта Ля Лятт мы так и не выбрались. Надеюсь, он не стал в Лондоне слишком противным англичанином?

— Жан скоро вернется? Почему ты так думаешь, Марк?

Мальчик пожал плечами, скосив серо-зеленые глаза на отчима:

— Господин де Лораге только что сказал мне об этом.