К дальним берегам

Автоматически отметила, что экипаж, несколько раз качнувшись, со скрипом остановился, услышала, что грум поспешно соскочил со своего места, а через минуту дверь распахнулась. Она оперлась на чью-то руку и сошла во влажную темноту.

Экипаж стоял на темной, покрытой булыжником улице, и над головой Элизабет, словно зловещие тени или черные сети, раскинулись деревья. На фоне черного неба проступали очертания больших призрачных домов. Они остановились перед одним из них – неряшливое двухэтажное здание с мраморными лестницами по обеим сторонам от входа. На первом этаже царила полная темнота, но в верхних этажах Элизабет заметила два освещенных окна в разных концах здания. Грум показал ей пальцем в сторону дома, а затем, одарив на прощание насмешливым прищуренным взглядом, вернулся к лошадям. Она глубоко вздохнула, поплотнее завернувшись в шаль, медленно двинулась в сторону дома.

У нее не было ни малейшего представления о том, где Синклер собирается устраивать свои свидания, и, оглядываясь по сторонам, поняла, что он хочет дарить ей блаженство в тепле и уюте собственного дома. С отстраненным любопытством она думала, о том, сколько времени пройдет, прежде чем он решится принять ее здесь при свете дня. «Но с другой стороны, какое это имеет значение», – подумала Элизабет. Все равно ее репутация в Индии начала быстро и безвозвратно гибнуть: Роберт Мабри считает ее ветреной кокеткой, а миссис Рихтон, которую она так грубо покинула во время приема, наверняка провозгласит ее невоспитанной выскочкой. У Элизабет не было сомнения в том, что пройдет очень немного времени, и все общество будет указывать на нее пальцем как на любовницу Томаса Синклера. Это неизбежно. Ее единственное утешение было в том, что дядя Чарльз ни о чем не узнает. Никто из посетителей не входил в его комнату, поэтому он никогда не услышит и местных сплетен. Только Синклер мог потребовать свидания с дядюшкой, и до тех пор, пока она будет удовлетворять его требования, он не воспользуется своей властью.

Чувствуя от этого слабое утешение, Элизабет тихо постучала в тяжелую дубовую дверь. Дверь открылась почти немедленно.

Темнокожая женщина с высоким подсвечником в руках впустила ее в прихожую и повела через многочисленные неосвещенные комнаты, где Элизабет едва могла различить смутные очертания мебели. Внутренняя обстановка дома производила впечатление таинственности, мебель была как на подбор громоздкая и тяжелая. Проходя через гостиную, она заметила на полу пару золотых канделябров. Затем служанка повела ее по лестнице – длинной, плохо сколоченной и шаткой. Элизабет старалась ни на шаг не отставать от женщины, так как было очень темно и она боялась потеряться в этих закоулках. Наконец служанка решительно повернула в узкий коридор, толкнула дверь и быстро ее открыла. Элизабет вошла в комнату. За ее спиной дверь с шумом захлопнулась.

Комната, в которой она оказалась, была очень большой и необыкновенно красивой. Большую часть ее занимала огромных размеров кровать, стоящая прямо напротив входа. На нее было наброшено фиолетовое шелковое покрывало, подушки из фиолетового шелка отделаны розовыми кружевами и разбросаны в беспорядке в изголовье кровати. На окнах висели фиолетовые занавески, очень подходившие по цвету к покрывалу, а пол покрыт розовым шерстяным ковром. Комната была ярко освещена розовыми свечами, стоявшими в серебряных подсвечниках. Один подсвечник помещался на ночном столике возле кровати, другой украшал туалетный столик. Элизабет медленно направилась к нему. Он был сделан из светлого дерева и очень подходил ко всей остальной мебели, однако ее влекла к себе вовсе не изысканная красота этой вещи – на нем помещались некоторые заинтересовавшие ее предметы. Она увидела там женскую щетку для волос и серебряный гребень, большой флакон духов, далее – прекрасный фиолетовый шелковый носовой платок, коробку с пудрой, немного румян, жемчужные булавки для волос. Возле стола на стуле был раскинут необыкновенной красоты пеньюар глубокого фиолетового цвета, чрезвычайно откровенный, с глубоким вырезом на груди. Элизабет потрогала его, потом подняла глаза к зеркалу, висевшему над туалетным столиком. На нее смотрели оттуда огромные темно-голубые глаза, светлые волосы, незадолго до этого тщательно причесанные, были мокрыми. Девушка, отражавшаяся в зеркале, казалась чужой в великолепии этой комнаты, ее голубое муслиновое платье выглядело слишком простым и детским, шаль, накинутая на плечи, – старомодной.