А, каз-дале-е-е-евский! огласило площадку: это Дулов приветствовал появление Долгомостьева, словно фамилия тому и впрямь былаКаздалевский. Сыграешь партию? Женщинаю сказал Долгомостьев. Былатут женщинав белой кофточке? Какая ж она, понимаешь, женщина? захохотал генерал. Она, понимаешь, старухадавно, и хоть замуж собирается, аей, понимаешь, не в ЗАГС, ав крематорий пора. Вон, выглядывает, террористкапроклятая! Семен Израйлич! Наш юный друг крестницей твоей интересуется! Дане она! с досадою обманутой надежды отвернулся юный друг от торчащего из-заугласивого нейлонового парика, прикрытого крылышком фаты. Настоящая женщина. Эстонка. А-а-а-а!.. сновазаверещал Дулов. Каз-дале-е-е-евский! И несколько раз лукаво кивнул указательным пальчиком перед самым носом Долгомостьева. Какой ты, каздалевский, шустрый! Нету ее, убежала! Спугнул ее наш дипломат, наш Вячеслав, каздалевский, Михайлович! Спугнул, понимаешь, пробасил подтверждающе генерал Серпов, поторопился, выдержки не проявил, бдительности. А у тебя, молодой человек, губа, понимаешь, не дура, и прицокнул языком. Так будем мы играть или нет?! разобиженный потерею и подкусыванием товарищей, буркнул Молотов. А то тоже мне, слово выдумали: пермь! И протянул Долгомостьеву биту. Даяю попытался было отговориться тот, выставляя в качестве аргументанесчастные свои, замученные, полуувядшие астры. Девать их действительно было некуда, крышки мусорных контейнеров откинуты, не в силах прикрыть, сдержать вонючее переполнение, и ни лавочки, ни столбиканапыльной площадке -- разве передать стоящей вдалеке Жемчужиной, но, едваДолгомостьев сделал к ней шаг, протягивая цветы, и та, устало и благодарно, словно к рампе после долгого, тяжелого спектакля выходя, пошланавстречу, Молотов прикрикнул: стоять! и глазаее погасли, и вся онаобмякланатом самом месте, где застал ее окрик. Вон, террористке лучше отдайте, угрюмо присоветовал Вячеслав Михайлович. Онавам подержит. Онавам что угодно подержит! Подойди-подойди, понимаешь, не бойся, пробасил крючконосой террористке генерал Серпов. Не тронемю Желтые не возьму! завопиластаруха. От женихажелтые не положено! Но генерал так поглядел нанее и рявкнул, что террористкавзяла-таки многострадальный букет и началапергаментным кулачком уминать, упихивать его в потертый свой ридикюль. А мы тебе, каздалевский, две биты форы даем, завершил сцену Дулов, обратясь к Долгомостьеву. Посмотришь, каздалевский, начто мы, старшее поколение, рядом с вами, с молодежью, способныю Так, волей-неволею, оказался втянут Долгомостьев в нелюбимую эту игру, которой обучил его сам Дулов еще десять лет назад для одного из эпизодов своей картины: юный вождь, являя метафору будущих подвигов, метко, азартно разбивает в пух и прах деревянные бастионы врага.