К.И.С.

— Гвалаук — серьезный враг. Если бы его сила была только в Черной Магии! — говорил Эдвин Алый и глаза его гневно пылали. — Он хитер и изворотлив. Многие его подданные верят ему безоговорочно, ибо он обладает даром говорить красиво и пышно, искусно смешивая правду и ложь. Ужасные слухи ходят о

личной охране Гвалаука. Говорят, что он выс…

* * *

….оставалось непонятным, ведь Мрак грозил гибелью и ему, и его грязному сброду?.. Это не давало мне покоя!..

Здесь я кладу остро отточенное гусиное перо своё (т. е. перо, конечно, гуся, но я им пишу и оно теперь моё) и ухожу от вас, дорогой читатель, — вполне возможно, что в пелену Забвения.

Пиит спускается в Аид.

…

ПРИМЕЧАНИЕ СТИВЕНСА: Ох, что было, когда я узнал о вероломстве редактора, выпустившего мою литературную главу в виде жалких обрывков! Я был взбешен!!! Я так красиво её развил!.. Но после некоторого времени я немного остыл и махнул лапой на всё… в конце концов, нет полной гармонии в жизни, а тот, кто думает иначе — идеалист!

РЫЦАРЬ ПРОДОЛЖАЕТ

Гвалаук бледнел от злости, учащенно дышал и шипел сквозь зубы. «К драке…» — смекнул я и решил пока не доводить дело до мордобития. Надо сказать, что во всех сказочных историях, прочитанных или услышанных когда-либо мною, добрый молодец непременно попадает в лапы к какому-нибудь коварному неврастенику, вроде Кащея. Происходит это по разным причинам, но происходит непременно. От молодца требуют три службы сослужить, либо сажают на лопату и незатейливо пытаются затолкать его в печь.

Нечто вроде этого ожидал и я, но, как вы знаете, услышал несколько нетрадиционный подход к теме. Подмахни, дескать, своей рукой какой-то грязноватый пергамент с непонятными письменами и ты свободен, как птица…

— М-да, дядя, задал ты мне задачу, — тянул я время, пытаясь на ходу сообразить, к чему вся эта комедия. — Это что — добровольное согласие обменять свою голову на ночной горшок?..

— Нет, рыцарь! — прошипел Гвалаук. Он встал и начал быстро ходить от двери к камину. Какое-то время мы молчали, а затем он уселся в кресло и медленно заговорил, закрыв глаза и надменно вздернув голову:

— Я не знаю, что это такое — Мрак. Говорят, что он несёт гибель всем. Может быть… Но я знаю и то, что постичь его тайну можешь только ты, чужой. Знание причин — умение управлять последствиями… Мне нужен человек, — тут он открыл глаза и его застывший взгляд, взгляд маньяка-убийцы, впился мне в лицо, — который сможет заставить Мрак повиноваться!.. Я обещаю, я клянусь тебе сводами священной Башни Великих Тайн, я клянусь тебе жизнями всех, понимаешь, — ВСЕХ моих узников, — что ты будешь на равных со мною. Договор всего лишь гласит — ты не будешь стараться причинить мне вред, вот и всё!..

Что-то, вдруг, едва слышно, жарко зашелестело мне в ухо:

— Не верь, рыцарь!.. Не верь проклятому упырю! Он возьмет твое сердце, он возьмет твои глаза… Он сделает из тебя своего раба и вместо горячей алой крови в твоих жилах будет шипеть и пениться голубая гнилая кровь, кровь скорпиона… Не верь ему, рыцарь!..

Господи, я чуть не заорал от неожиданности! Но по физиономии моей вдруг мягко шлёпнула невидимая мохнатая лапа, и я удержался от испуганных вскрикиваний. Тревога и надежда наполнили всё моё существо, и мне немедленно захотелось действовать.

Кис, кстати, как-то сказал мне: «У тебя, рыцарь, деяния рук опережают начало процесса осмысления ситуации. Качество лихого рубаки, — фи!».

Господи, пусть именно это поможет мне…

…Гвалаук хоть и был Магом, но отнюдь не всеведущим и всемогущим, как это могло померещиться изрядно избитому рыцарю на первых порах; иначе бы наш садист не явился бы с таким эскортом. Ручищи двоих по-прежнему покоились на моих плечах, как вериги. 3начит, наш Гвалаук боится… Эти буйволы, кстати, как и положено «качкам», дьявольски сильны, но соображают туговато. Да и реакция у них не ахти…

Ну, раз, два… Три!

Я рванулся вниз, скользнув лопатками по спинке кресла, и на секунду освободился от ледяных лап охранников. Вывернувшись всем телом, я ускользнул от них и попятился, лихорадочно шаря глазами по сторонам, и уперся, в конце концов, в стену! Над моей головой злорадно захихикал какой-то портрет. Гвалаук вдруг захрипел громко и страшно:

— Стоять! Я сам вырву его потроха!

С шипением вырвались из его глаз тусклые красные молнии, и загремело, завыло со всех сторон… Налетел пронзительный холодный вихрь, взметнувший тучу пепла из камина и рассыпавший злой дождь мгновенно гаснущих искр. Молнии стреляли, вскипали и брызгали огнем. Что-то черное и мохнатое вертелось в этой свистопляске пламени и вспышек, — и вдруг раскинул в разные стороны суставчатые железные лапы щетинистый бородавчатый паук. Жуткая помесь тарантула и скорпиона глядела на меня пылающими углями глаз и лязгала ржавыми жвалами.