К ясному небу

Перри посмотрел в потолок, стараясь дышать ровно. Больше всего на свете ему хотелось пережить то, что будет дальше, не умоляя ни о чем. Даже когда отец бил его в детстве, он никогда не просил о помиловании. Он не собирался начинать сейчас.

— Я не могу причинить Угольку физическую боль, — сказала Соболь. — Это было бы контрпродуктивно. Но я могу заставить его понять, что пока он не уступит, он будет страдать… через тебя.

Соболь переместил свое внимание на стол — его рука зависла над плоскогубцами, прежде чем он взял молоток. Он проверил вес инструмента в руке.

Перри мог сказать, что он был существенным.

— Я предпочитаю синяки. Они эффектны. Не очень грязно, и…

— Давай уже, — рявкнул Перри.

Соболь с силой ударил его молотком по руке. Он ударил Перри в бицепс, прямо по отметинам. Перед его глазами вспыхнули красные вспышки. Из него вырвался звук, как будто он поднимал огромный груз. Он держался, ожидая, когда боль начнет утихать.

— Должна же быть альтернатива этому, — сказал Гесс.

— Он наш рычаг воздействия, Гесс, как ты и сказал. Наш единственный способ сломить мальчика. А альтернатива в том, что мы умрем. Как тебе это нравится?

Гесс посмотрел на дверь позади себя и замолчал.

— Расслабься, — сказал Соболь. — Я ударил его сильнее, чем собирался. — Он снова посмотрел на Перри. — Ты же знаешь, что я проявляю милосердие, не так ли? Я могу найти девочку, которая ему нравится… как там ее зовут? — спросил он Кирру.

— Ива.

— Я мог бы вместо этого посадить Иву на этот стол. Ты бы не хотел этого, не так ли?

Перри покачал головой. В горле у него пересохло, а в руке билось собственное сердце.

— Есть одна вещь, которую ты должен знать, — сказал он.

Соболь сузил глаза.

— И что же это?

— Я не редко отделываюсь синяками.

Глупо было так говорить, но это давало ему некоторое ощущение контроля над ситуацией. И выражение лица Соболя, удивленное, разгневанное, того стоило.

— Давай выясним, — сказал он натянуто. И молоток снова опустился.

Этот удар было легче выдержать, чем первый. Каждый последующий шаг становился еще легче, когда Перри отступал в свой разум. Отец подготовил его к этому, и он испытал странное чувство благодарности. Эйфорическая близость к прошлому, которое было ужасным, но которое включало в себя Вэйла и Лив. Они научили его находить спокойствие, даже умиротворение перед лицом боли.

Когда Соболь дошел до кистей Перри, у него на глазах выступили слезы. Они болели сильнее всего, может быть, потому, что были разбиты так много раз до этого.

Гесс позеленел и ушел первым. Кирра вскоре последовала за ним вместе с темноволосым охранником.

Только люди, стоявшие у двери, остались, слишком запуганные Соболем, чтобы уйти.

Глава 23 АРИЯ

Что-то ужасное происходило с Перри.

Ария чувствовала это.

— Соболь! Гесс! — снова закричала она. — Где вы? — Она колотила в тяжелую стальную дверь, крики рвались из ее горла. — Я убью вас!

— Ария, прекрати. — Рокот подошел к ней сзади. Он завернул ее в одеяло и прижал к груди.

— Не прикасайся ко мне! — Она боролась с ним. — Отпусти! Ты сделал это! — Она не хотела поворачиваться к нему спиной, но не смогла сдержаться. — Ты сделал это, Рокот!

Он держал ее, и был сильнее, и она не могла оттолкнуть его. Она перестала сопротивляться и застыла, прижавшись к нему, ее мышцы дрожали.

— Знаю, — сказал он, когда она замолчала. — Мне очень жаль. Я знаю, что сделал это.

Она не ожидала, что он так скажет. Не ожидала услышать вину в его голосе.

— Просто отпусти меня.

Рокот отпустил ее, и она резко повернулась, переводя взгляд с его лица на лицо Сорена, видя их беспокойство и страх, и внезапно слезы полились из ее глаз.

Она обвела взглядом маленькую камеру. Ей нужно было уйти от них. Не имея лучшего выбора, она забралась на верхнюю койку и свернулась калачиком так близко к стене, как только могла, пытаясь сдержать рыдания, которые разрывали ее изнутри.

Внизу Сорен сказал:

— Посторонний, сделай что-нибудь.

— Ты что, слепой? — ответил Рокот. — Я пытался.

— Ну, продолжай пытаться! Я не могу с этим смириться.

Она почувствовала, как прогнулся матрас.

— Ария… — Рука Рокота легла ей на плечо, но она напряглась и отодвинулась.

Она слишком сильно плакала, чтобы говорить, и если бы он прикоснулся к ней, то понял бы, что она ненавидит его прямо сейчас. Она ненавидела всех. Уголька, за то, что попал в плен. Маму — за то, что умерла. Отца — за то, что он был всего лишь плодом ее воображения. Лив, потому что мысль о ней заставляла Арию страдать еще сильнее.

Почему так трудно было собрать вместе людей, которых она любила, и сохранить их в безопасности? Почему она не может просто проснуться и провести день, один день, не убегая, не сражаясь и не теряя кого-то?

Но больше всего она ненавидела себя за свою слабость.

Рыдание ничему не поможет, но она не могла остановиться. Ее глаза все еще были полны слез. Рукав у нее был мокрый. Как и ее волосы. Как и тонкий матрас. Она все ждала, чтобы это прекратилось, но слезы продолжали литься.

Она не знала, сколько времени прошло, когда она услышала слова Сорена.

— Это чуть не убило меня, — сказал он.