Из балановского двора выезжает подвода, нагруженная длинными вехами и приземистыми межевыми столбами.
Втиснутая в узенькие улицы, как вода в мельничный лоток, течет толпа.
Хоругви заплывают в притвор, деды торопливо ставят их в уголок и семенят по домам - выпить и закусить чем бог послал. И это желание такое нестерпимое, что даже ктитор Прищепа не остается с клиром наводить порядок в церкви.
Будем... И еще раз будем. Первая - колом. Вторая - соколом. Третья мелкой пташечкой.
За что мир погибает?
Через коммуну, кум, через коммуну.
В колья их. В кровь. До погибели.
Нельзя. За ними власть. Хазяи говорят не так... а вот так... И землемер, ученый человек, так он...
Тише... тише...
Надвигается на поле вторая волна. Черная.
За селом, там, где половецкие земли стыкуются с буковскими, все село сбилось в единую толпу.
Изрядная гурьба половцев, смущенно посмеиваясь, подходит к буковской земельной комиссии.
- Здравствуйте вам, на меже.
Да, видных мужиков избрала половецкая община своими представителями. Ростом - добрых футов по шесть да еще с дюймами, растоптанные босые ножищи, ручищи - хоть бочку под мышку бери, кулаки - как арбузы, а вышитые манишки на рубахах шире, чем у бедного полоска поля.
Негнущимися пальцами с кремневыми ногтями медленно достают люльки, неторопливо закуривают, сторожкими взглядами ощупывают буковцев и только потом вытаскивают бумаги со здоровенными сельсоветскими печатями - свои удостоверения.
Не такими спокойными хотелось бы видеть буковским богатеям этот половецкий сброд... Пришли по чужую землю - кланяйтесь в ноги, сучьи дети, может, и сжалятся хозяева над вашей вековой нуждой, повздыхав, поступятся каким-нибудь десятком десятин - из панской земли, раз уж так власть настаивает... А то стоят, задрав головы, щурятся от дыма, а может, и от язвительной улыбки... Двести десятин отхватят широкоштанные разбойники. И наплодят на тех десятинах столько половецкого отродья, что спустя несколько лет опять надвинутся - отдавайте еще, дурные буковцы!.. А, нет на вас поветрия!..
Два парубка из эскорта землемера волокут мерную цепь. Каждый раз по десять саженей отходит к Половцам. И какой земли!.. Ну, хватит уже, хватит, имейте совесть, закапывайте столб!.. Не слушают... уже пять раз по десять саженей оторвано от самого сердца... Пятнадцать... восемнадцать. Утирают лбы парубки - все время приходится нагибаться и распрямляться, втыкая на концах цепи железные колышки-шпильки.
Копают яму для столба. Под столб кидают серый камень - "нетленный предмет", разворачивают столб вырезом на лес, прикапывают возле него высокую веху с лохматой головушкой - пучок соломы, окапывают курган, землемеровы парубки садятся на подводу, а все остальные пешком двигаются к лесу, - там должен быть второй столб.
Зло посматривают буковцы на половецких, к которым подходят все новые и новые односельчане - старые и малые.
- Дал бог нам счастье!
- Не бог, а соввласть!
- Ну что, насытились?
- Может, вам еще и табун коней? Стадо коров? Отару овец?.. Хозяйничать так хозяйничать!..
- Ничего, сами разведем. На земле, что нам соввласть дает.
- Хорошо давать из чужого кармана. Чего нет у меня, на тебе, Сеня!..
- А ты там не дюже-то, контра!.. Вам, почитай, всю бубновскую усадьбу отдали!
- Отдали, да из рук не выпускают. У кого и боронка "зигзаг" была, так и ту отобрали на коммунию!
- А в коммуне - не ваши?
- Там сплошь голодранцы!
- Поговори, поговори! Глитай!*
_______________
* Г л и т а й - кулак, мироед (укр.).
- Ты свое глотай, а на чужое рот не разевай!..
- Петро, чего ты с ним завелся? Пошли его к черту. А не отстанет посади на ладонь и сдуй!
Сердились. Бурчали. Сжимали зубы. Искоса поглядывали на мрачного Полищука, который шел рядом с учителем.
- Хороши и эти! - кивали в сторону председателя сельсовета и Ивана Ивановича, председателя земельной комиссии. - Сами не робили на земле и отдают бездельникам, еще и посмеиваются: "Мужики будут жать, а мы будем есть!"
- Ничего, найдется и на них... Вон говорят добрые люди... хазяи... тише... тише...
К толпе подходило все больше половецких.
- Бог в помощь, люди добрые!
- Только вашей помощи и ждали, чтоб вы нас обобрали!
- Половецкие оборванцы!
- Буковские куркули!
- А ну, тихо!.. - Ригор Полищук угрожающе прищурился.
- Товарищи! - перекрыл гул своим тенорком учитель. - Не носите злобы на сердце! Оставайтесь всегда людьми. Там, где мудрость, там и справедливость!
- Оратель сухорукий!
- Если б сам над землей упревал, не то бы запевал!..
- Тише, людоньки, тише... Не настало еще время!..
Молча, сопя от напряжения, парубки землемера закопали у леса еще один столб. Сокрушенно покачивая соломенной головой, тяжело поднялась вторая веха.
- Ма-а-атушки, сколько отрезали!.. А еще ж на коммунию!.. А еще ж на кавэдэ!..
- Люди добрые, не поступайтеся!..
- Тихо! Нажрались, как свиньи браги, так идите спать! - оглянул всех Полищук. - А то... - И постучал никелированным наконечником карандаша по тетрадке.
- Он еще и грозится!.. Гад!..
- В три шеи бродяг!..
Половецкий мальчонка, задиристо блестя глазами, выскочил на свежий курганчик, затанцевал по-цыгански: