К истокам кровавой реки (СИ)

- А что скажет начальник полиции? Что ты думаешь, Севин?

Заместитель первосвященника слегка вздрагивает - по правде говоря, Севин только что представлял лицо своего патрона посиневшим, перекошенным, с вываленным в удушье языком, но вслух он об этом не распространяется.

- Я думаю, - тянет он глуховато, пытаясь по лицам собеседников угадать, какой же ответ придется по душе большинству. - Я думаю, сейчас и впрямь не время, люди сонные и утомились за день, а этот преступник спит урывками и сейчас может быть бодр и свеж. Но не позднее завтрашнего утра, ибо одно упоминание о богохульнике порочит Его Высочество…

Элем багровеет и сердито кашляет. Севин, будто не замечая этого, продолжает:

- Утром необходимо будет выманить его из собора, на улице легче устроить засаду. Утром мы соберем необходимое количество солдат.

- Но чтобы не позже, чем завтра, - бурчит старик Гервайз и все прочие, переглянувшись, кивают.

Заговорщики уходят, стихают их шаги в отдалении. Вдруг откуда-то из-за угла выскальзывает мальчик-подросток, быстро вертит головой и кидается в противоположную сторону площади, к серой громаде собора. В последний момент его перехватывает дородный стражник:

- Куда? Порядок нарушаешь… Стоять.

Парнишка выкручивается, дергается, вырывается, оставляет в лапах стражника обрывок своего рукава - и оказывается в цепких объятиях другого караульщика.

- Проглоти меня Великая пустыня, да это же Ивата! - восклицает тот, разглядев лицо парнишки. - Опять чего-то замышляешь? Посидишь сегодня под замком…

Мальчишка отбивается отчаянно, но силы неравны.

- Пустите, пустите, - хрипит он, - дайте же предупредить… Вы не знаете, что…

Стражники тащат добычу к тесной улочке, за которой городская тюрьма. Собрав последние силы, парнишка кричит, обернувшись к собору:

- Победоносец! Победоносец! Они собираются…

Ладонь одного из стражников плотно запечатывает пленнику рот. Тот мычит и мотает головой.

- Ну что ты скажешь, - бормочет стражник, - беспокойный какой.

Площадь пустеет, и из-за колонны выскальзывает девушка в лиловом платье, последние отблески заката путаются в ее золотых волосах. Губы девушки шевелятся, будто она шепчет что-то. Она нерешительно делает несколько шагов к собору, затем, испугавшись, шарахается обратно.

За колонной тайный ход. Внутри, в толще стен, он ведет в пещеру глубоко под собором. Там, в тишине, в огромном гроте, освещенном слабым светом из расщелин сверху, среди мерно падающих с потолка капель, девушка замедляет шаг.

Авий спит в небольшой нише прямо на песке, но когда девушка опускается рядом, он мгновенно пробуждается, открывая все четыре алых глаза.

- Ты поздно, - говорит он недовольно, говорит только голосом, лоб его белый, как у мертвеца.

Ихазель не отвечает, дрожит всем телом, не то от холода, не то от волнения, затем произносит:

- Завтра его убьют.

Шерн сразу понимает, о чем идет речь. Он садится, отбрасывает назад крылья, какое-то время неподвижно сидит и буравит взглядом противоположную стену. Вдруг лоб его взрывается фейерверком красок, словно загораются, мгновенно меняя друг друга, разноцветные огни. Ихазель уже понимает кое-что, там и алая злоба, и иссиня-черная досада, и испепеляющая серебристая ненависть… и еще темно-лазурный цвет сожаления? Авий действительно не просто торжествует?

- Жаль, - говорит шерн, подтверждая ее догадку. - Жаль. Потому что он единственный хоть чего-то стоящий из вас. Что вы, псы, нет, насекомые… Нет, вы хуже… Всей толпой навалиться… Мрази, какие же вы мрази…

Ихазель молча слушает. Если Авию пришла охота браниться, перестанет он не скоро.

- Вы столько говорите про добро и зло, и вот явилось это ваше добро, а вы и его превратили неизвестно во что. И еще считаете, что это не просто слова. Тошно будет жить…Тошно будет жить, - повторяет Авий вслух. - Так была цель, а теперь твои поганые соплеменники… Грязь. Мерзость. Никто не заслуживает умереть от ваших рук.

Стенка напротив отражает причудливую игру цветового языка. Авий замолкает так же резко, как начал.

- Завтра, - сухо говорит он вслух, полностью потушив лоб, - сделаешь, что я тебе скажу. Ты помнишь, кто твой хозяин и кому ты должна повиноваться?

Он даже не смотрит в ее сторону, но Ихазель втягивает голову в плечи.

- Помню…

Авий ложится, снова укутываясь в собственные крылья. Ихазель молчит и сворачивается рядом на песке. Шерн через какое-то время произносит:

- Вот и пришел день расплаты за Эйнар. За наш первый приморский город. И завтра ты сделаешь так, как я скажу. Шерн владел всем, когда стоял Эйнар во славе, и шерн владеет всем, когда Эйнар лежит в развалинах. Ты сделаешь так, как я скажу. У тебя нет своей воли.

- У меня нет своей воли, - послушно повторяет Ихазель.