К истокам Руси

В наше время, столь характерное острыми дефицитами, дефицит единства, возможно, один из самых острых. Не нужно ходить за примерами далеко: раскроем труды наших коллег – историков Древней Руси, древнего Киева – и первое, может быть, что мы там увидим, это борьба идеи единства с «теорией уделов». Как это созвучно тому, что мы имеем у себя в языкознании. Отрадно бывает, когда встречаешь в этих исторических трудах понимание важности и научной плодотворности идеи единства (Толочко П.П. Киев и Киевская земля в эпоху феодальной раздробленности ХII – ХIII вв. Киев, 1980).

Именно этой идее единства в значительной степени мы обязаны и своим нынешним «возвратом» к проблемам Киева, своим возвратом в Киев, в это место на земле славянской, которое и без нас, казалось бы, не обойдено вниманием исследователей. В сюжете, которым мы займемся далее, Киев предстает перед нами не только как зеркало славянской языковой и этнической истории (иного мы, как говорится, от Киева и не ожидали!), но и как старый случай, рассматриваемый с привлечением новых данных, что могло бы представить некоторый дополнительный интерес.

Я имею в виду своего рода «вечный» вопрос происхождения названий города Киева, их этимологии. Собственно говоря, речь пойдет, наряду с некоторыми другими, о главном названии города, нынешнем единственном его имени – Киев, Кш'в. Существующие этимологии названия Киев достаточно широко известны, и я могу быть здесь краток; суть же дела состоит в том, что есть исконно славянские этимологии этого названия (весьма неравноценные, одна из них вероятная, с нашей точки зрения, другая – неприемлемая; подробности – дальше), и имеют место не прекращающиеся, можно сказать, и сегодня атаки на исконно славянское происхождение имени Киев. Все сказанное побудило нас разобраться в этом.

Напомню лишь кратко, что под славянскими этимологиями Киева мы имеем в виду, во-первых, оправданное со всех точек зрения объяснение древнерусского Киевъ как производного от древнерусского же личного имени Кый, Кий, известного также у остальных славян, особенно в более ранние времена, и как имя, прозвище человека, и как нарицательное «палка», «дубинка», «то, чем бьют» (Фасмер М. Этимологический словарь русского языка, 2-е изд. М., 1986. Т. II. С. 230; Никонов В.А. Краткий топонимический словарь. М., 1966. С. 189 – 190; Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Вып. 13. М. 1987. С. 256 – 257; Етимологiчний словник лiтописних географiчних назв Пiвденноi Pyci. Київ, 1985. С. 77 и cл.; Ковачев Н.П. Средновековното селище Киево, антропонимът Кий и отражението му в българската и славянската топонимия // Изв. на Ин-та за български език. Кн. XVI. София, 1968. С. 125 и сл.).

Во-вторых, есть еще славянская этимология, объясняющая Києвъ в связи с польск. Kujawy, название местности, kujawy «песчаный бугор», «дюна», но ее мы решительно отклоняем, так как обычно при этом привлекаемые иностранные формы на -и– в сочинениях арабских географов и Титмара Мерзебургского сами суть не что иное, как приблизительные субституции славянского [у] с помощью диграфа ui (явление, распространенное и давно отмеченное в науке), к тому же Kujawy, kujawy – слишком очевидно локальное и позднее, звукоподражательное образование, даже с точки зрения одного польского языка. Упоминая это толкование единственно для полноты (см.: Етимологiчний словник… С. 77 и cл.; Kiss L. Foldrajzi nevek etimologiai szotara. 4, bovftett es javftott kiadas. I. kotet. Budapest, 1988. С 729), мы совершенно четко видим его несоответствие ни ареалу названия киев, по сути – общеславянскому (разве что за вычетом одной только маленькой Словении), ни его структуре. Ибо Киев – в сущности даже не этимологический случай, в нем нет никакой затемненности, это прозрачный пример регулярного славянского словообразования и морфологии, ясно сознававшийся и добрую тысячу лет назад (ср. летописное: на перевозъ на Києвъ…) и сохранивший свою ясность по сей день. Наличие в нашем материале форм всех трех родов – не только Киев, но и Киево, Киева – не оставляет сомнений в том, что перед нами прилагательное «принадлежащий Кию», и не важно, что в Болгарии, Сербии, Хорватии, Чехии и других славянских землях это уже были, разумеется, свои «Кии» и что легендарный киевский Кий – лишь один из многих, хотя, очевидно, наиболее выдающийся по своим личным качествам. Тут проявился яркий параллелизм разных славянских диалектов, хотя миграции и межславянская взаимность тоже, наверное, сказали свое слово. Надо также иметь в виду, что мотивы наименования менялись со временем, и то, что в нашу интеллектуализованную эпоху звучит почти оскорбительно («дубина», «орясина»), в давние времена воспринималось как лестное сравнение крепкой мужской стати, скажем, со стволом дуба.