8) Заглядывать в словари славян, черногорцев и др. – собирание русского языка не окончено – и выбрать многие прекрасные слова, именно те, которые прекрасны. Одна из тайн творчества – видеть перед собой тот народ, для которого пишешь, и находить словам место на осях жизни этого народа, крайних точек ширины и вышины. Так, воздвигнувший оси жизни Гете предшествовал объединению Германии кругом этой оси, а бегство и как бы водопад Байрона с крутизны Англии ознаменовал близившееся присоединение Индии.
Присылается вещь «Вила» недоконченная. Вы вправе вычеркнуть и опустить кое-что и, если вздумается, исправить.[5]
Это вещь нецельная, написана с неохотой, но все же кое-что есть, в особенности в конце.
Ваш
«Первые в России вечера речетворцев»*
Наши книги шли нарасхват. Но общения только
Этот лозунг мы осуществляли с первых же дней нашей борьбы за новое искусство. Мы вынесли поэзию и живопись, теоретические споры о них, уничтожающую критику окопавшегося в академиях и «аполлонах» врага – на эстраду, на подмостки публичных зал.2
В 1913 году, в Троицком театре (Петербург), общество художников «Союз молодёжи» устроило два диспута – «О современной живописи» (23 марта) и «О современной литературе» (24 марта).3
Первый диспут состоялся под председательством Матюшина, выступали: я, Бурлюки, Малевич и др. Публика вела себя скандально.
В этот вечер я говорил о кризисе и гибели станковой живописи (предчувствуя появление плаката и фотомонтажа).
Малевич, выступавший с докладом, был резок. Бросал такие фразы:
– Бездарный крикун Шаляпин…
– Вы, едущие в своих таратайках, вы не угонитесь за нашим футуристическим автомобилем!
Дальше, насколько помню, произошло следующее:
– Кубисты, футуристы непонятны? – сказал Малевич. – Но что же удивительного, если Серов показывает… – он повернулся к экрану, на котором в это время появилась картинка из модного журнала.
Поднялся невероятный рёв, пристав требовал закрытия собрания, пришлось объявить перерыв.
На втором диспуте на эстраде и за кулисами был почти весь «Союз молодёжи». Около меня за столом сидела Е. Гуро. Она была уже больна, на диспут могла приехать только в закрытой карете и в тот вечер не выступала.4
Диспут открыл Маяковский своим кратким докладом-обзором работы поэтов-футуристов. Цитировал стихи свои, Хлебникова, Бурлюка, Лившица и др.
Особенно запомнилось мне, как читал Маяковский стихи Хлебникова. Бронебойно грохотали мятежные:
Эти строчки из поэмы Хлебникова «Революция» были напечатаны в «Союзе молодёжи» по цензурным условиям под названием «Война – смерть».5
Кажется, никогда, ни до, ни после этого, публика не слыхала от Маяковского таких громовых раскатов баса и таких необычных слов!
Затем выступал Д. Бурлюк. Начал он с такой фразы:
– Лев Толстой – старая сплетница!
В публике тотчас же раздался шум, свист, крики:
– Долой!
– Нас оскорбляют!
Бурлюк напрасно поднимал руку, взывал:
– Позвольте объясниться!
Опять ревели:
– Долой! Долой!
Пришлось мне спасать положение. Шепнув Бурлюку «замолчи!», я обратился к публике:
– Я хочу сообщить вам нечто важное!
Публика насторожилась и притихла.
– Один оратор в английском парламенте заявил: «Солнце восходит с запада». Ему не дали говорить. На следующем заседании он снова выступил и сказал: «Солнце восходит с запада», его прервали и выгнали. Наконец в третий раз его решили выслушать, и ему удалось закончить фразу: «Солнце восходит с запада – так говорят дураки и невежды». Напрасно и вы не дослушали Бурлюка…
После этого я ополчился на поэтов за то, что они употребляют «заезженные» дешёвые рифмы.
– Такие рифмы, как «бога – дорога», «сны – весны», – назойливо долбят уши. Мы за то, чтоб рифма была не кол, но укол. Хороший ассонанс, звуковой намёк лучше, чем заношенная, застиранная, полная рифма.
Говорю – и вижу: в 6–7 ряду А. Блок. Скрестил руки, откинул голову и заслушался. Припоминаю: а ведь я цитировал его рифмы! Взял да ещё прибавил что-то по его адресу.
В это время в партере взвился голубой воздушный шар. И его полёт удачно аккомпанировал речам о лёгком звуковом уколе, о воздушности рифмы…
Публика сама нашла блестящее оформление для вечера будетлян!..6
Ещё жарче было дело 13 октября того же года в большом зале «Общества любителей художеств» (Б<ольшая> Дмитровка, Москва), где мы устроили «Первый в России вечер речетворцев».7
Мы мобилизовали для этого почти все силы.