– Послушай, Юкико. Честно тебе скажу: мне все это опротивело. Все эти спекуляции с акциями. Я сам хочу зарабатывать, своими собственными руками. И до сих пор это у меня вроде бы неплохо получалось. Тебе что? Денег не хватает?
– Я все знаю. Конечно же, ты замечательно ведешь дела, и жаловаться мне не на что. Ты же знаешь, как я тебе благодарна и уважаю тебя. Но ведь отец хотел нам помочь. Он так хорошо к тебе относится.
– Все ясно. А ты знаешь, что такое инсайдерская информация? Когда стопроцентную гарантию прибыли обещают, знаешь как это называется?
– Нет.
– Это называется «манипуляции с акциями». Понятно? Кто-то в какой-то фирме умышленно затевает с акциями игру, проворачивая разные комбинации, искусственно увеличивает прибыль, а потом делит ее со своими компаньонами. Эти денежки текут в карманы политикам, идут на взятки. Это совсем не те акции, что твой отец рекомендовал нам покупать раньше. На тех акциях тоже можно нажиться. То, что он о них рассказывал, – полезная информация, не более того. Те акции тоже в основном растут, но с ними всякое может быть, курс ведь колеблется и не обязательно только вверх идет. А эти бумаги – совсем другое дело. От них плохо пахнет. Я с ними связываться не желаю.
Юкико задумалась, не выпуская из рук вилку.
– А это правда манипуляции? Ты наверняка знаешь?
– Хочешь – спроси у отца. Но я точно могу сказать: акций, в которых не заложен риск потерять деньги, не бывает. И если кто-то говорит: «Ерунда! Есть такие акции!» – значит, что-то нечисто. Мой отец до самой пенсии, почти сорок лет, пахал в страховой компании. С утра до вечера, на совесть. И оставил после себя крошечный домик. Бог с ним. Может, он от рождения такой бестолковый оказался. Но мать? Каждый вечер подсчитывала, сколько денег мы сегодня потратили: не дай бог, семейный бюджет на сто-двести иен не сойдется. Понимаешь, в какой семье я рос? А ты говоришь: всего восемь миллионов собрала! Это же настоящие деньги, Юкико, не бумажки, которыми расплачиваются, когда в «монополию» играют. Люди за такие деньги каждый день давятся в битком набитых электричках, берут сверхурочную работу, вертятся как белки в колесе, и все равно – у них за год столько не выходит. Я восемь лет так жил и никогда столько не зарабатывал. Мечтать не мог о восьми миллионах. Хотя тебе, наверное, этого не понять.
Юкико сидела молча, крепко прикусив губу и уставившись в свою тарелку. Я заметил, что уже почти кричу, и сбавил тон.
– Ты легко можешь сказать, что за полмесяца мы с вложенных денег вдвое больше получим. Было восемь миллионов, станет шестнадцать. Но мне кажется, нельзя так думать. Неправильно это. Я чувствую, как мало-помалу втягиваюсь в авантюру, незаметно становлюсь ее участником. Будто в пустоту проваливаюсь.
Юкико посмотрела на меня через стол. Ничего не говоря, я снова принялся за еду. Внутри все дрожало. Что это? Раздражение? Злость?
Что бы ни было, я никак не мог унять эту непонятную дрожь.
– Извини. Я вовсе не собиралась лезть не в свое дело, – тихо промолвила Юкико после затянувшейся паузы.
– Ничего. Я тебя ни в чем не виню. Я вообще никого не виню, – отозвался я.
– Я прямо сейчас позвоню. Пусть продают. Все, до единой акции. Только не злись больше.
– Ая и не злюсь.
В наступившей тишине мы продолжили трапезу.
– По-моему, ты что-то хочешь мне сказать, – не выдержала Юкико, заглядывая мне в глаза. – Что ты молчишь? Может, тебе неприятно об этом говорить? Ничего. Я все готова сделать, только скажи. Конечно, я балда – ни в чем не разбираюсь, а в бизнесе и подавно, но я не могу, когда у тебя такой несчастный вид. Не делай кислое лицо, пожалуйста. Ну скажи: чем ты недоволен?
Я покачал головой:
– Я ни на что не жалуюсь. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь, только надо кое-что переделать. И тебя я люблю. Единственное – иногда меня не устраивает, как твой отец ведет дела. Я против него ничего не имею. Он и в этот раз из лучших побуждений действовал. Спасибо. Так что я не злюсь. Просто временами никак не могу понять, что же я за человек такой. То я делаю или не то. Никак не пойму. Но я не злюсь.
– А вид у тебя все равно злой.
Я вздохнул.
– Вот! Опять вздыхаешь, – не унималась Юкико. – Нет, все-таки тебя что-то раздражает. Все думаешь, думаешь…
– Ну я не знаю.
Юкико не сводила с меня глаз.
– Что у тебя в голове? Если бы я только знала! Может, помогла бы чем-нибудь.
Мне вдруг страшно захотелось тут же, на месте, все ей рассказать. Выложить начистоту, облегчить душу. И не надо будет больше ничего скрывать, притворяться, врать. «Послушай, Юкико! Я люблю одну женщину. Я не могу без нее. Не раз хотел с ней порвать, семью сохранить, компанию нашу, тебя, девчонок… Ничего не получается. Я так больше не могу. Все! Увижу ее в следующий раз – меня уже ничто не удержит. Она у меня из головы не выходит – и в постели с тобой о ней думаю, и когда сам с собой этим занимаюсь».
Понятно, ничего такого я не сказал. Какой толк от подобных признаний – легче все равно никому не станет.