К югу от границы, на запад от солнца

В среду днем я проезжал по Гайэн-Хигасидори и заметил женщину, со спины очень похожую на Симамото. Она была в голубых брюках из хлопка, бежевом плаще, в белых туфлях-лодочках и приволакивала ногу. Как только я ее увидел, все вокруг меня будто замерло, застыло на месте. Воздух из легких поднялся к самому горлу, перехватив дыхание. Симамото! Это она! Я проехал немного вперед, чтобы рассмотреть ее в зеркало заднего вида, но в толпе прохожих разобрать что-то было невозможно. Я врезал по тормозам и услышал отчаянный гудок ехавшей за мной машины. Фигура, волосы такой же длины – вылитая Симамото. Я хотел тут же остановиться, но приткнуть машину было решительно некуда – на парковках ни одного свободного места. Метров через двести я кое-как втиснулся в какую-то щель и бросился назад, однако той женщины уже нигде не было. Я в отчаянии рыскал в толпе. «Она хромает! Значит, не могла далеко уйти!» – вертелось в голове. Расталкивая прохожих, я метался с одной стороны улицы на другую, взбежал на пешеходную эстакаду и разглядывал оттуда проходивших внизу людей. Рубашка насквозь промокла от пота. И тут до меня дошло: та женщина не могла быть Симамото. Она хромала на другую ногу. А Симамото теперь вообще не хромает.

Я качнул головой и глубоко вздохнул. Со мной действительно что-то не то. В голове поплыло, все силы сразу куда-то ушли. Я стоял, прислонившись к светофору, и смотрел под ноги. Светофор переключился с зеленого на красный, снова загорелся зеленый. Люди переходили улицу, подходили другие, останавливались, пережидая, и тоже переходили, а я так и прилип к столбу, хватая ртом воздух.

Наконец я поднял глаза и увидел перед собой лицо Идзуми. Она сидела в такси, стоявшем как раз напротив, и смотрела на меня из окна с заднего сиденья. Машина остановилась на красный свет, и нас разделяло не больше метра. Уже не та семнадцатилетняя девушка, которую я знал, – и все-таки я сразу понял, что это она. Совершенно точно – девчонка, с которой мы обнимались двадцать лет назад, с которой я в первый раз в жизни поцеловался. Она в тот далекий осенний день разделась передо мной и потеряла застежку от чулка. Конечно, двадцать лет – большой срок, люди меняются, но я не мог ее ни с кем спутать. «Ее дети боятся…» – вспомнились мне слова однокашника. Я не понял тогда, что он имел в виду, не уловил, что эти слова должны значить. Но теперь, когда оказался с Идзуми лицом к лицу, я все понял. Ее лицо ничего не выражало. Вообще ничего. Нет, неверно. Точнее будет сказать так: На ее лице не было ни малейших признаков того, что мы называем выражением. На ум пришло сравнение с комнатой, из которой вынесли всю мебель, до последней табуретки. И это бесчувственное, опустошенное лицо, напомнившее мне морское дно, мертвое и безмолвное, смотрело на меня не отрываясь.

Или мне так показалось. По крайней мере, взгляд ее был устремлен прямо в мою сторону. Но он был бесконечно далек и пуст.

Онемев, я застыл на месте и, едва держась на ногах, делал редкие вдохи. На какое-то время чувство реальности оставило меня, я перестал понимать, кто я такой, – как будто утратил форму, расплылся вязкой и густой кашицей. Ничего не соображая, я почти непроизвольно вытянул руку и, коснувшись стекла, за которым сидела Идзуми, погладил его кончиками пальцев. Зачем? Не знаю. Удивленные пешеходы останавливались и смотрели на меня. Пальцы медленно водили по ее безликому лицу поверх стекла. Но Идзуми даже не шевельнулась, не моргнула ни разу. А может, она умерла? Нет, жива. Она живет в этом застывшем беззвучном мире за стеклом. На ее неподвижных губах застыло небытие, без конца и без начала.

Загорелся зеленый, такси тронулось с места. В лице Идзуми ничто не дрогнуло до самого конца. Я стоял, парализованный, и наблюдал, как такси растворяется в потоке машин.

Вернувшись к машине, я плюхнулся на сиденье. Надо ехать, подумал я и уже собрался было повернуть ключ зажигания, как меня страшно замутило. К горлу подкатил комок, и меня чуть не вырвало. Стиснув руль обеими руками, я просидел так минут пятнадцать. Подмышки промокли насквозь, от всего тела страшно воняло. Не то тело, которое Симамото нежно ласкала языком и губами, а тело мужика средних лет, источавшее неприятный запах.

Через некоторое время появился полицейский и постучал в окно. Я опустил стекло.

– Эй, здесь стоянка запрещена, – проговорил он, заглянув в салон. – Убирайте быстро машину.

Я кивнул и завел мотор.

– Ну и видок у вас! Вам что, плохо? – спросил полицейский.

Я молча покачал головой и уехал.

Несколько часов я не мог прийти в себя. Из меня будто высосали все содержимое, оставив одну пустую оболочку. Тело гудело, как пустая бочка. Внутри ничего не осталось, все куда-то ушло. Я остановил машину на кладбище Аояма и долго смотрел на небо через лобовое стекло. Там меня ждала Идзуми. Она всегда ждала меня. Где-то в городе, на улице, за стеклом. Ждала, когда я приду. Высматривала. Просто я этого не замечал.