К югу от платана

От мысли, что я стану членом жюри, мне сделалось дурно. Ведь придется сидеть на виду у всех соседей. А они будут следить за каждым моим движением и прислушиваться к каждому слову.

Все это больше походило на кошмар, чем на почетную привилегию. Но тут мне вспомнился серьезный взгляд Сэма Мантиллы и его слова о том, как важны для Флоры мои социальные связи. И я решила, что полчаса неловкости – невысокая цена за то, чтобы горожане наконец увидели, что я за человек.

Пока я раздумывала, что ответить, в разговор вклинилась мисс Джуди.

– Генри, мне отчего-то знакома твоя фамилия. Мы раньше встречаться не могли?

– Могли, – кивнул Генри. – Когда я был маленьким, мы с родителями иногда приезжали в Баттонвуд. Я даже провел пару воскресений, сидя на скамье в местной церкви. Вернее, если быть честным, не сидя, а ерзая.

– Далтон, Далтон… – Миссис Джуди покачала головой.

Внезапно мне показалось, что солнечный свет под навесом померк, а воздух зазвенел от напряжения. К нам, решительно приминая черными лодочками увядавшую от одного ее приближения траву, двигалась Олета Блэксток.

Если когда и существовало на земле живое воплощение южной готики[12], это, без сомнения, была Олета. Костлявая, скуластая, с коротко остриженными седыми волосами и черными глазами, острая на язык и до нелепости самоуверенная, одетая в одно из своих жестких от крахмала старомодных платьев с короткими рукавами и шляпку-таблетку ему в тон, она казалась жутким порождением кошмарного сна.

Я с трудом подавила порыв спрятаться под стол.

– Значит, слухи не лгут, – заявила Олета, окидывая тяжелым взглядом меня и Генри.

– Черт, – прошептал тот и закашлялся.

Я покосилась на него, удивленная такой реакцией.

– Здравствуйте, миссис Олета! – защебетала миссис Тиллман. – Какой чудный день, не правда ли?

Олета приподняла густо намазанные темным брови.

– Ничего подобного.

Миссис Тиллман приоткрыла рот и принялась озираться, не зная, что ответить.

Олета ткнула пальцем в мою сторону.

– К твоему сведению, Блу Бишоп, я ни минуты не сомневаюсь, что ребенок, которого ты нашла, – незаконное дитя твоей сестры. И вы все это разыграли, чтобы скрыть правду. И не я одна так думаю. Весь город с утра только об этом и говорит.

Ненависть, тлевшая в ее черных глазах-угольках, с каждым ее яростным выдохом разгоралась все ярче.

– Господи, – прошептала миссис Тиллман, прикрыв рот рукой.

Я могла вынести злобу Олеты, но трогать Перси она не имела никакого права. Внутри вскипел гнев и жаркой волной прокатился от кончиков пальцев к ушам.

– Лолли, прекрати, – резко бросил Генри.

Лолли?

Теперь она наставила палец на него.

– Подожди, скоро доберусь и до тебя.

– Нет. – Он загородил меня собой. – Ты прекратишь сию же секунду.

Олета выпрямилась и расправила плечи.

– Придется напомнить тебе о хороших манерах, внук. Старших нужно уважать.

Все, кто стоял под навесом, разом ахнули.

Я отшатнулась, переводя взгляд с Олеты на Генри. Дыхание сбилось, я молча прокляла набежавшие на глаза слезы, придя в ужас от того, что не могу скрыть своих чувств. Не могу скрыть боли, которая, стоило мне осознать правду, затопила все мое существо.

– Так ты Блэксток?

– Господь всемогущий! Да ведь ты сын Обри, – вскрикнула мисс Клем. – А я и не знала, что ты из баттонвудских. Почему же ты сразу не сказал?

– Да. Почему? – спросила я. Казалось, сердце сейчас просто разорвется на части.

– Блу, я могу объяснить, – начал он. – Давай пройдемся.

Все обернулись ко мне, и я вдруг осознала, что не желаю его слушать. Хотелось лишь, чтобы земля разверзлась и поглотила меня целиком. Голова кружилась, накатывала дурнота. Схватив рюкзак, я выпалила:

– Мне нужно домой. Передай Перси, что я ушла.

– Блу, подожди, – попытался удержать меня Генри. – Останься. Пожалуйста!

Но Олета, растянув губы в усмешке, вцепилась ему в руку.

– Пусти ее.

Со слезами на глазах и пылающими от стыда щеками я пробиралась сквозь толпу. Мне вспомнилось, как Мо спросил у Генри, не причинит ли тот мне боли.

Ни за что. Она мне нравится.

Что ж, Генри поступил так, как поступил, не для того, чтобы причинить мне боль. И все же мне сейчас было невыносимо больно.

13

Бывший член городского совета Эзра Атертон бочком подобрался к судье в баре загородного клуба и уставился на него остекленевшими глазами.

– Дурацкую игру вы затеяли, Квимби. У нас выборы через пять месяцев. Ваши избиратели – включая меня с моим банковским счетом – не простят вам, если вы примете неверное решение по делу этого ребенка, которого Блу Бишоп нашла. Лишили б вы ее статуса опекунши, пока не поздно.

Может, Эзра и рассчитывал напугать судью своим суровым взглядом, но в результате лишь напомнил ему, как давно тот не был на рыбалке. Стоило судье увидеть его зеленоватого оттенка лицо, глаза навыкате и отвисшие губы, как ему страстно захотелось поскорее выудить из реки окуня.

Заказав бокал виски, он ответил:

– Ценю ваше участие, Эзра. Но решение я буду принимать исходя из интересов ребенка.