К югу от Вирджинии

Сахарная Вера замолчала на том конце.

– Але? – Полина дунула в трубку.

– Милочка… – настороженно начала Вера. – Как ваше здоровье? Вы себя как чувствуете? Я не понимаю, о чем вы говорите, – с ласковой осторожностью, словно ступая на мягких лапах, продолжила Сахарная. – Я лишь объявила классу, что вы заболели. И все.

Полина накручивала черный телефонный провод на палец, конец пальца от притока крови покраснел и надулся. Нужно было что-нибудь сказать.

– А что такое Голодная свадьба? – неожиданно спросила она.

На том конце что-то звонко упало, вроде ложки на каменный пол. Или ножа. Нет, пожалуй, все-таки ложки.

– Местная легенда. Про ведьму-оборотня. Мужчина, которого она любила, решил жениться на другой, ведьма обернулась волчицей и в первую ночь загрызла новобрачную.

– Логичней бы жениха.

Вера проигнорировала, потом спросила:

– А почему вы спрашиваете?

Полина с удивлением заметила, что патока исчезла из голоса секретаря, говорила она нормальным человеческим голосом, пожалуй, даже чуть прохладней нормального.

Телефонный разговор с родителями, начавшийся с восторженной сердечности (они умудрялись беседовать с ней одновременно по параллельным телефонам, ласково поддерживая друг друга, словно не могли справиться с дочкой в одиночку) постепенно перетек в привычную поучительно-обвинительную фазу, Полина уже мученически закатывала глаза. Раньше в этом месте беседы она бросала трубку, сейчас дала слово принять страдания до конца – не девочка все-таки, да и еще Рождество вдобавок.

Избавление пришло неожиданно в образе почтового фургона. Он вырулил на Розенкранц с Принцен-аллее, поравнявшись с ее домом, затормозил. Полина видела только крышу фургона с длинной ржавой царапиной по всей длине, услышала, как хрястнула водительская дверь, потом с визгом отворилось багажное отделение, грузно затопали шаги по ее ступеням, по крыльцу.

– Признавать собственные ошибки, – вещал отец. – Да, для этого нужно мужество! И немалое.

– Но ты ведь умная девочка, – подхватывала мать. – Умная и смелая.

– И не станешь заниматься самообманом, – заканчивал отец.

У них здорово получалось. Полина отдавала должное слаженности исполнения, но, поскольку речь шла о ее жизни, в полной мере насладиться родительским дуэтом не выходило.

– Лучше раньше, чем позже! В любом случае…

Что там в любом случае, Полина не узнала – во входную дверь заколотили с полицейской настойчивостью.

– Что это? – испуганно спросила мать.

– Это почта – бегу открывать! – крикнула Полина. – Все, целую. С Рождеством!

Негр-почтальон с выпученными желтоватыми глазами улыбнулся, небрежно взял под козырек, на голове у него был пробковый шлем.

– Мэм, счастливого Рождества! Вот тут распишитесь.

Он сунул ей какую-то штуковину, похожую на детскую электронную игрушку, Полина нацарапала свою подпись в углу экрана. Почтальон проверил, одобрительно кивнул и, гремя рыжими строительными башмаками, прихрамывая, побежал к фургону. Полина, ничего толком не поняв, сделала шаг на крыльцо. Там стояла елка. Настоящая, пушистая, с синеватым восковым отливом длинных иголок. Полина зачем-то дотронулась до колючих веток, провела рукой, понюхала пальцы. Пахло свежей хвоей. Почтовый фургон зарычал, развернулся, лихо скрипнув резиной, и покатил в сторону центра. Полина недоуменно проводила его взглядом до поворота.

Елка была невысокая, футов пять, на железной крестовине, выкрашенной красной краской. Из-за елки выглядывал бок почтовой коробки с надписью «хрупко».

Полина ухватила дерево за ствол, иголки щекотно кололи лицо, она, зажмурясь, толкнула дверь и внесла елку в комнату. Коробка, вопреки солидным размерам, оказалась вполне подъемной. Нетерпеливо разодрав ногтями упаковочный крафт, раскрыла коробку. Сверху был насыпан розовый пенопласт, похожий на хлопья воздушной кукурузы. Сунув руки в розовый попкорн, нащупала жесткий угол, вытащила. Это была упаковка елочных украшений – шары, красные и золотые. Снова нырнув в розовое по локоть, она достала коробку с гирляндой разноцветных лампочек, похожих на леденцы – малиновые, лимонные, за ней – золотого ангела на макушку. С самого дна вытащила увесистую продолговатую коробку желтого цвета – в ней оказалась бутылка шампанского.

Полина, румяная, с потными висками, обеими руками нетерпеливо шарила в упаковочной трухе, азартно раскидывая розовый мусор по всей комнате. Кто прислал? Не родители – это точно. Может, ученики? Вряд ли. Полине очень хотелось наткнуться на открытку, изящную, без пестрых выкрутасов, просто белый прямоугольник с золотым обрезом, на нем немногословное поздравление, сдержанное, с юмором, но без шуток, внизу уверенная мужская подпись: «Директор школы Герхард Галль». Нет, без директора, просто «Герхард». В коробке было пусто.

На кухне, вздрогнув, тоскливо забормотал холодильник. Полина поднялась, отнесла шампанское, не вынимая из коробки, сунула на полку рядом с бутылью рыжего сока. Вернулась, свет включать не хотелось. Она опустилась на колени, ползая по сумрачной гостиной, стала собирать розовый мусор обратно в коробку.