К Лоле

Весь следующий день был, даром что весенний, ненастным и темным. Смуты на небе выдалось больше, чем на земле, серебряно блистали спицы первого в году дождя. Острия спиц, скрипнув, вонзились в утро и вновь появились за полночь из мягкой темноты. Брат уехал в Кунцево в моей куртке, а я не пошел в институт, потому что запоздавшее темно-вишневое кашемировое пальто, которое он привез мне в подарок из Минска, необходимо будет продать, чтобы вернуть долг бутлегерам. Щеголять в нем мне не придется.

Провел целый день в кровати, читая журнал «Юность» за 1983 и 1982 годы. Изредка поднимался, чтобы взглянуть в окно меж дрожащих дорожек, оставляемых на стекле каплями дождя. Когда ветер ударял в окно, капли двигались наподобие разбегающихся тараканов.

Ночью, когда мы журчали, разливая по стаканам чай, на улице стихло, и я, оставив дымящийся стакан с горкой сахара на дне, вышел гулять и гулял целую неделю, оставаясь на одном и том же месте, а именно на воспеваемой Юрием горе Арарат. Когда вернулся, вымарал оду горе целиком.

Знаешь, Лола, писать книгу, в которой есть ты, очень приятно, хотя сложно и малопонятно. Быть может, наше маленькое счастье, а на большее в условиях такой неудовлетворительной видимости рассчитывать не приходится, полностью в этом и заключено. Я пишу и не пользуюсь лирой. У меня есть барабан на стене. Когда соседи увлеченно грустят под классическую музыку, я, не вставая с кровати, стучу в барабан и чувствую, как дух мой крепнет от варварских звуков. Я начинаю верить в то, что следующая сценка, которая выйдет из-под моего пера, будет достойнее и тебя, и самого пера, не вполне еще заслуженного.

Сейчас я иду по улице, черный снег умирает под ногами. Воздух впервые теплый, отяжелел. За забором, который вторую сотню шагов тянется вдоль дороги, кран, получивший отдых от каждодневного труда подвешивания грузов. Прикрепленный высоко и наклоненный к земле прожектор освещает все еще падающий снежеобразный дождь. Людей нет, у них дела клонящегося выходного дня. Я один среди шумящих автомобилей.

Дождь. Ветер. «На всем белом свете, — говорю я себе, — тысячи мифологических существ, среди которых Додола, потерявшая ключи от ворот, запирающих брызжущие осадки, прижизненно канонизированный Яша Кораблев и вооруженный микрофоном Кащей, преподаватель электронного машиностроения. Такой уж у нас институт — невозможно поручиться, что по ночам в его коридорах и холлах не бродит старик Франкенштейн, щелкая выключателями и выискивая в раздевалке номерок с датой своего рождения. Из сонма кудес я выбрал три. Теперь что-то должно выйти на первый план: живая Лола, книгва или Зора. Книгва чуть потеснила Лолу, но в целом они заодно — хранятся далеко и не внемлют никаким призывам. Не боятся ни измен, ни проклятий. Ведь не боитесь? Вот ты, Лола, — не боишься?»

Невозможно разгадать хитрую улыбку случая, как невозможен буддизм без чая. Похожим образом с неотвратимостью тени для путешествующего по шахматной доске приближается осознание нашей, увы, мадам, несовместимости. Не поправляйте меня, слово лишь степень условности, но мы-то реальны, и таков же щит из воздуха и отчужденности, непробиваемый для моих лепо искрящих молний. Ты недоступна.

Так что, милая девуся, мне было интересно узнать, что связанные мыслью и чувствами слова живут по особым законам, которые позволяют легко перенести знаменитый небоскреб из Чикаго в LA, но встречают протестом любую попытку соединить наспех два сердца.

Можно начинать все сначала, с приглашения в книгу. Окунись в эти слова, чтобы понять беспонтовую стихию, шумящую в голове молодого человека, сидящего за столом в компании с тетрадью и стаканом остывающего чая. По комнате плетутся сумерки, а за окном, ну что там за невиданная с осени грусть повторилась за окном, может, снова наладчик погоды в соплях, и серое рябит на белом, может… да нет, нет там никакого дождя. Там исполняется заключительный минор дня. Назавтра обещана хорошая погода. Ведь я то самое завтра знаю лучше, чем любое вчера: взял и перенесся по своему усмотрению в любое время суток.

— Лола, приглашаю тебя вечером в иную Москву, — смело сказал я в трубку.

— Хорошо, — ответила Зора, — сегодня я освобожусь в пять. Жди меня около «Авторучек».